Игрок

— Мне изменила невеста. Уже бывшая, — выпалил я, после чего сделал паузу для драматического эффекта. — С одним из моих товарищей по команде.

У Камилы отвисла челюсть.

— Без базара?

— Без базара, — выдавил я, сдерживая смех.

Ее глаза блеснули, прежде чем она рассмеялась, и я присоединился к ней, хотя тема была далеко не веселой. Каждый раз, когда я думал о Елене с Рикки, меня пронзала тихая ярость.

— Они все еще вместе?

Я кивнул в ответ.

— Он все еще в команде?

— Да. Я стараюсь обходить его стороной, — рассказал я, небрежно пожимая плечами, несмотря на то, что меня раздирали эмоции. Я все еще пытался понять, как двигаться дальше. И надеялся, что к началу сезону я обрету мудрость, когда дело дойдет до общения с ними.

Камила впечатлено подняла брови.

— Что ж, как бы то ни было, очень грустно, что это случилось с тобой.

— Спасибо за переживания, но если ты действительно хочешь, чтобы мне полегчало, пойдем куда-нибудь?

— Мне нравится твое упорство, — сказала она с улыбкой, — очень. Но у меня есть дела поважнее, например, мне надо определиться с жильём на следующий месяц.

— Так «Бельмонте» предлагает всем жильцам вашего дома временно переехать в здание на той же улице, пока эта тема с реконструкцией не утрясется.

— Зачем это кампании?

— Это меньшее, что они могут сделать. Вчера у нас было совещание по этому вопросу, и совет принял решение.

Она долго и пристально изучала мое лицо, явно намереваясь вытянуть из меня как можно больше информации.

— Хавьер участвовал в той встрече?

Я вздохнул. Ее гнев был чертовски осязаем каждый раз, когда она произносила это имя. От этого мне хотелось сожалеть, что меня с ним что-то связывало.

— Решение было единогласным. Я уверен, что ты скоро получишь электронное письмо и звонок с подробной информацией.

— Окей. Спасибо.

— Что ж, теперь, когда твои жилищные вопросы разрешились, давай поговорим о нас.

Она рассмеялась.

— Знаешь, я считала, что настойчивость и сладкие разговорчики – чисто доминиканская черта, но теперь начинаю понимать, что это присуще скорее мужчинам.

— Разве ты не доминиканка? — спросил я, приподняв бровь.

Ее щеки порозовели.

— Да, но я не собираюсь к тебе подлизываться, если ты это имеешь в виду.

— Я ничего не имею против сладких разговоров, — заявил я, придвигаясь к ней поближе. — И свидание со мной будет не плохим.

— Почему бы тебе не пригласить одну из миллионов других женщин в этом городе? Я уверена, что ты встретишь свой тип или, по крайней мере, кого-то ближе к твоему социальному статусу, — сказала она, запрокидывая голову, чтобы смотреть мне в глаза. Я практически ощущал ее грудь на своей, так что мне было трудно сосредоточиться на словах, слетающих с ее прекрасных губ.

— Встречался я с такими, и они не в моем вкусе. Мой тип стоит прямо передо мной в этом вонючем метро, — буркнул я. Камила еле слышно хихикнула, поэтому я добавил: — Во всяком случае, ты точно знаешь, что я не изменщик, — заметил я. — Я не буду тебе лгать. И никогда не сделаю больно намеренно.

Она ничего не ответила. Мы просто смотрели друг на друга. Слишком долго для двух людей, которых слишком сильно влечет друг другу, чтобы просто стоять и ничего не делать. В груди бешено колотилось сердце, кровь со скоростью света циркулировала по венам, а дыхание участилось. То же самое я чувствовал каждый раз, когда мяч приземлялся у моих ног, когда я предвкушал будущий удар.

В ней что-то было: в ее глазах и в том, как она морщила носик, когда думала, что меня что-то заинтриговало. В ее присутствии я ощущал себя... дома. Такое связывало меня с футболом и никогда с женщиной.

Мне было все равно, что мама сказала бы о ней или как оскорбился бы отец за обеденным столом ее присутствием, если бы он когда-нибудь дал мне шанс разделить его с ним снова. Меня не волновало, что сказал бы о ней брат, сколько бы он откопал в ее прошлом дерьма и вывалил на меня ее возможные скрытые мотивы. Меня волновала только она. Единственное, что меня заботило, это то, какими будут следующие слова, которые слетят с ее уст. И я действительно хотел, чтобы это было соглашением на свидание со мной.

Я едва заметил остановку поезда и пропустил бы наш выход, если бы Камила не положила руки мне на грудь и не подтолкнула меня.

— Наша станция, — сказала она шепотом.

Интересно, в ее ушах тоже пульсировало? Чувствовала ли она себя так же напряженно, как я? Я был не в состоянии даже пошутить, пока мы топали по тротуару. Ее шаги начали замедляться перед коричневым кирпичным зданием. Я словно лишился дара речи.

Прежде чем она вошла внутрь, я попросил:

— Позвони. В любое время. Просто позвони.

— Ты не спишь? — спросила она, улыбаясь и хмурясь, как будто еще не могла определиться с выбором.

— Сон – двоюродный брат смерти, — усмехнулся я, после чего она, наконец, наградила меня искренним мелодичным смехом.

— Два очка в пользу Уоррена, — ответила она с улыбкой.