Игрок

— Да ты смеешься. Боже милостивый! Ты хочешь отплатить мне тем же? Я, кажется, начинаю понимать тебя.

— Я был бы рад, если бы смог вернуть тебе твой комплимент.

— А может быть, — в ярости продолжала она, не обратив внимания на его слова, — эта женщина, с головой, похожей в капюшоне на морковку, тебе нравится? Ну, и иди к ней тогда. А я знаю, что мне делать. Я имею право на такую же свободу.

Он хотел было сказать ей то, чего, благодаря разумной скрытности графини Орн, она не знала, что графиня и есть леди Маргарет Огилви, из-за которой он некогда убил Красавца Уилсона.

Но он во время понял, что если она узнает, то се ревность многократно усилится и поведение ее может стать непредсказуемым. Поэтому он промолчал, и ей оставалось только строить дикие предположения об его неверности, к чему, как сказал бы Уилл, ее делало склонной его ледяное спокойствие.

К счастью для него, в те дни его мысли были поглощены множеством дел, и он отвлекался как от домашних несчастий, так и от ноющей боли, которую возродила в нем короткая встреча с Маргарет Огилви.

Глава 13 Предательские замыслы

Небольшая группа обиженных дворян собралась в библиотеке особняка господина де Ноая в Венсене. Это были основные участники парламентского заговора: председатель де Мем и вице-председатель Бламон, потрясенные случившимся до глубины души и все еще опасавшиеся ареста, старый маршал де Вильруа, убежденный, что и его тоже ожидает арест, молодой герцог д'Омон, представлявший интересы Менов, и граф Орн, расстроенный сильнее всех.

Они были близки к полному отчаянию. Ноай уверенно сказал, что заговор постигла неудача, потому что среди участников находился предатель.

— Бог мой, как вы проницательны! — передразнил его граф. — Наша вина, что мы этого сразу не предвидели. Ведь нас было так много, что это был просто секрет Полишинеля.

— Много? — сказал де Мем. — Нас было меньше десятка, тех, кто действительно знал. Кроме тех, кто тогда присутствовал, а также вице-председателя Бламона и советника Бомануара, только герцог и герцогиня Мен знали об этом, а они не могли предать нас.

— Это может быть как настоящее предательство, так и просто болтливость, — сказал д'Омон.

— Это, — дрожащим голосом произнес старый маршал, — слишком слабо сказано — болтливость.

— Не важно, как это назвать, — ответил д'Омон.

— Я спрашиваю себя, — сказал Орн, — кто мог рассказать.

— Вы только себя спрашиваете или всех нас? — раздраженно произнес Ноай.

Граф посмотрел на него.

— Да, вы правы. Почему мне себя одного спрашивать?

— Потому что вы можете знать ответ.

— Это намек?

— Могу высказаться прямо. Если уж кто-то и проболтался, то это, скорее всего, вы. Вы слишком много пьете, граф. А люди, которые слишком много пьют, обычно и слишком много болтают.

— Ну, это уже слишком. Вы обвиняете меня, не имея никаких доказательств.

Д'Омон вмешался, чтобы остановить ссору.

— Господа, мы пытаемся выяснить причину неудачи, но не так важно, отчего она произошла, если мы все равно ничего не в силах изменить. Мне кажется, разумнее будет держаться вместе, чтобы исправить положение и обдумать новые пути для достижения нашей цели.

— Своевременное напоминание, господин герцог, — одобрил его де Мем. Вильруа спросил:

— Что вы имеете ввиду?

— Я считаю, что дикие планы Ла приведут Францию к гибели.

— Мы обнаружили это несколько раньше, — презрительно усмехнулся де Ноай. — Еще до того, как задумали наш план.

— Трудненько будет с ним справиться, — проворчал Вильруа, — счастье игрока, похоже, от него не отвернулось.

— Удача рано или поздно изменит ему, — сказал д'Омон. — Хуже другое — за него горой стоит регент.

— Герцог говорит правду, — сказал Орн, с горечью вспомнив отношение регента к нему самому.

Ноай недовольно произнес:

— Если мы будем говорить друг другу только очевидные вещи, то ничего не изменится.

— Ничего не изменится до тех пор, пока его поддерживает регент, — сказал д'Омон. — Это, конечно, тоже очевидная вещь. Но она указывает нам, что следует предпринять.

— И что же, — дрожащим голосом спросил Вильруа, — по-вашему, следует предпринять?

Остальные молча смотрели округлившимися глазами на д'Омона. Он улыбнулся, растянув тонкие губы:

— Я вижу, вы понимаете, что пока регент находится там, где он есть, господин Ла будет сидеть у нас на шее.

Ноай посуровел.

— И что вы предлагаете? Убрать регента?

Д'Омон натянуто засмеялся.

— Ничего я не предлагаю. Я просто обрисовываю ситуацию.

Ноай встал.

— Эти ваши слова по сути являются предложением совершить государственную измену.

Д'Омон снова засмеялся.

— Не являются. Вы не так меня поняли. Но раз уж вы упомянули измену, то можно указать на то, что еще большей изменой будет измена Франции. Мы ведь согласны с мнением, что этот авантюрист хочет разрушить нашу страну, а сами остаемся пассивными. Повторяю, я просто называю вещи своими именами и ни к чему не призываю.

Ноай быстро возразил ему, опережая остальных: