Играем в «Спринт»

Это предложение только выглядело уступкой. Несомненно, оно и было тем единственным вариантом, на который он делал ставку с самого начала. Не вызывала сомнений и подоплека его «честной игры»: просто Стас не знал, какая часть выручки была в наших деньгах, и понимал, что здесь его легко надуть, зато с моих собственных слов знал, сколько у меня валюты, и решил заполучить ее полностью. Он понимал и то, что я догадываюсь об этом, и теперь боялся напороться на отказ.

— Ну что, по рукам? — Он начинал нервничать. — Прости, но я вынужден напомнить тебе про телефон. Ноль-два никогда не занято.

Делать нечего, надо было соглашаться, вытребовав взамен наиболее выгодные для себя условия.

— Черт с тобой, — сдался я и для достоверности добавил: — Подавись своей валютой.

— Вот и отлично.

Он повеселел и показал на бутылку: мол, налить? Я отказался.

— Значит, по рукам?

— По рукам, — сказал я, ломая голову над тем, как оттянуть исполнение этой утопической сделки на предельно возможный срок.

— О'кэй. — Стас не скрывал своего торжества и щелкнул костяшками пальцев, подытожив таким образом завершение основного этапа переговоров. — Остаются чисто технические детали, — сказал он. — Когда? Где?

«Три дня он мне не даст, — прикинул я, — но просить надо как можно больше».

— Во вторник. Здесь, в «Страусе».

— Во вторник? — Круглое мучнистое лицо по ту сторону стола вытянулось и приняло форму эллипса. — Почему во вторник?

— Раньше не получится. Деньги не у меня.

— А у кого?

— Неважно.

Замешательство длилось недолго. Понемногу его физиономия пришла в норму, если, конечно, круг можно считать эталоном человеческого лица.

— Нет, Вальдемар, — отрезал он. — О следующей неделе не может быть и речи. Столько ждать я не могу. Ты отдашь валюту сегодня. Не позже десяти вечера.

Теперь нашел нужным возмутиться я:

— Тебе же русским языком объясняют, нет у меня денег! Что я, по-твоему, за пазухой их держу, с собой таскаю? Спрятаны они! Ехать за ними нужно.

Он думал не меньше минуты. Потом выдал результат.

— Я дам тебе отсрочку. На одни сутки. Но завтра деньги должны быть здесь. Это последнее мое слово.

— Я не управлюсь.

— Это уже не моя забота.

Как и вчера у «Интуриста», он вновь напомнил мне зверька неизвестной породы, зверька злого, агрессивного. Я вдруг с необыкновенной ясностью представил, что точно так же, возможно, в этой самой обстановке и в тех же самых выражениях, он диктовал свои условия Кузнецову, назначал крайнюю дату возвращения долга — пятнадцатое сентября. При мысли об этом у меня между лопаток пробежал холодок.

— В твоем распоряжении вечер и весь завтрашний день. До двенадцати ночи…

— И никакой слежки, — ввернул я, — ни сегодня, ни завтра. Это мое условие.

Стас смерил меня своими бесцветными рыбьими глазами.

— Слежки не будет. Хватит с меня Герася. Пусть за тобой эмвэдэ следит… Витек! — позвал он.

Бармен незамедлительно возник у бамбуковой перегородки.

— Проводишь нашего друга через заднюю дверь. Так верней. — И, обращаясь ко мне, кивнул на сумку: — Ну а теперь выкладывай свой агрегат.

— Какой еще агрегат?

— Давай, давай, не стесняйся.

Я хотел встать, но он, перегнувшись через стол, сжал мою руку в запястье.

— Не заставляй нас применять силу. Мы же цивилизованные люди.

Хватка у него была железная.

— У меня там действительно магнитофон, но я ничего не записывал…

— Тем более не вижу причин расстраиваться. За кассету я тебе заплачу. При расчете. Не волнуйся.

Я с кислой миной вытащил магнитофон. Стас ловко извлек из него кассету, покрутил ее в руках.

— Сколько же ты хотел с меня за нее содрать? — расплылся он в улыбке и небрежно сунул кассету в нагрудный карман рубашки. — Ладно. До завтра, Вальдемар. Не теряй времени. Деньги принесешь сюда. В любое время. Скажешь Витьку, он знает, где меня искать.

Я положил магнитофон в сумку и, не попрощавшись, вышел вслед за барменом.

Он провел меня через подсобное помещение, добрую половину которого занимала цинковая мойка, а другую — большой промышленный холодильник, потом свернул в тесный коридор с голыми кирпичными стенами и, скрежетнув засовом, открыл обитую железом дверь.

Мы вышли во двор.

Туман сгустился. В сплошной серой пелене едва, проглядывали потерявшие четкость силуэты домов, Во дворе, почти впритык к двери, стояла автомашина. Она тускло блестела от осевшей на нее водяной пыли.

— Твоя или Стаса? — спросил я.

— Моя. — Витек глянул вверх и сплюнул под ноги. — Ну и погодка, черт ее дери. Семи нет, а уже темень… — Он потоптался в нерешительности. — Ну что, я пошел?

— Погоди, — остановил его я. — Ты так и не ответил на мой вопрос.

— Какой еще вопрос?

— Я про список.

— Какой еще список?

— Стас говорит, что ты всех переписал, кто вчера в баре сидел.

— Ну и переписал, тебе-то что?

— А списочек, конечно, ему представил, чтоб было чем меня к стене припереть, так?

Витек пожал плечами:

— Нужен ты мне…

— Дружка своего тоже туда включил?

— Да какого дружка?!

— Того, что весь вечер пьяненьким прикидывался. Он выходил после Герася? Да или нет?

— Никто не выходил.

— А точнее?

— Говорю, никто, — буркнул он. — А в чем, собственно, дело?