Играем в карты на любовь

Марк Мэлоун не единственный человек, у кого трудности в жизни! Ей тоже не легко было пережить смерть матери, но она же не упивалась своим горем до бесконечности. В этот раз она не потеряет самообладания, а просто займется уборкой и ни в коем случае не будет спрашивать Марка о его прошлом.

Одри оставила пылесос, собрала все свои принадлежности для уборки и прошла в его спальню. Сначала она распахнула тяжелые занавеси на окнах, впустив в комнату яркое утреннее солнце, потом привела в порядок замечательную кровать Марка, отполировав ее деревянные части до блеска при помощи апельсинового масла, и сменила простыни. После этого она решила вытереть пыль со шкафа. Наверху она нашла игрушечную машинку и маленькую фотографию мальчика лет восьми. Он был совсем не похож на Марка. Кто это — брат, друг детства?

— Что ты делаешь? — В дверном проеме стоял Марк.

Одри положила фотографию обратно на шкаф и направилась к кровати, чтобы расправить одеяло поверх чистых простыней.

— Я просто протираю пыль.

Марк подозрительно поднял одну бровь и отхлебнул пива из бутылки. Его пристальный взгляд медленно путешествовал по изгибам ее тела, изучая ее грудь и бедра.

Все ее видимое спокойствие улетучилось. Он смотрел на нее так же, как и в прошлый раз. В его глазах горело пламя страсти, которое заставляло Одри чувствовать себя привлекательной и желанной.

В комнате было очень жарко. Наверно, следует включить кондиционер.

— Я думала, что ты собираешься смотреть телевизор.

— Я передумал.

Одри скорчила гримасу, стараясь не сказать ничего лишнего по этому поводу.

— В чем дело? Давай, скажи это, мисс Всемогущая. Я же вижу, что тебе до смерти хочется прочитать мне еще одну лекцию о вреде алкоголя. Ты, конечно, вообще не пьешь?

— Только не в десять утра.

Сдвинув брови, Марк направился к ней, отхлебнув хороший глоток из бутылки. Он придвинулся к ней так близко, что она уперлась ему в грудь, оказавшись запертой между ним и кроватью.

Марк возвышался над ней, пристально рассматривая ее.

— Знаешь, тебе следовало стать миссионершей или кем-то в этом роде. Теперь я это хорошо понимаю. Маршировать вместе со всеми остальными высохшими старыми девами, требуя введения сухого закона для всех и вся.

Слова эти эхом отозвались в мозгу Одри — высохшая старая дева. Ведь он прав, вот кем она стала. Но и теперь она решила не давать волю своим чувствам.

— Но я по крайней мере не провожу дни напролет, жалея себя!

— Знаешь, такие женщины, как ты, всегда раздражали меня. У вас в глазах горит праведный огонь и… — Марк, не скрывая желания, смотрел на ее грудь. — Я так хочу тебя, дорогая…

О боже! Ее соски напряглись от соприкосновения с его грудью. По телу побежали мурашки, когда он коснулся губами ее шеи. Несмотря на то, что от него пахло спиртным, ей хотелось, чтобы он обнимал и целовал ее.

Нет. Этот пьяный человек совсем не тот мужчина, о котором она мечтала! Одри уперлась руками ему в грудь.

— Пусти меня, я уйду, а ты сможешь спокойно напиваться до потери сознания.

Марк поставил бутылку на прикроватный столик и резко опустился на кровать, подминая под себя Одри. Она не могла освободиться, оказавшись крепко прижатой к постели под тяжестью его мускулистого тела. Губы Марка были прямо над ее губами.

— Мир — это всего лишь миф, детка. Страсть настигает меня в любой момент.

Широко раскрыв глаза, Одри боролась с желанием притянуть его к себе и крепко поцеловать. Она все еще видела в нем своего прекрасного, улыбающегося героя родео прошедших лет.

— Прекрасные зеленые глаза, — пробормотал он. — Поцелуй меня, красавица.

Его губы коснулись ее губ, они жаждали ответного поцелуя. Но не было необходимости просить об этом. Одри провела рукой по его волосам и поцеловала так, как всегда мечтала об этом.

Она вздрогнула, не сумев скрыть вздоха удовольствия, когда его губы опустились ниже, лаская ее шею. Сквозь джинсы Одри почувствовала его возбуждение, осознав, что Марк засунул руку ей под футболку.

Она, должно быть, сошла с ума! Всего лишь минуту назад он назвал ее старой девой. Марк захотел ее лишь потому, что пьян.

— Нет! — Одри оттолкнула его.

— В чем дело?

Одним прыжком Одри вскочила с постели и очутилась в другом конце спальни, тяжело дыша. Она не могла сказать, какое из чувств сейчас преобладало в ней — унижение или сожаление.

— Ты ведь даже не знаешь меня!

— А разве это так важно? Женщины, желавшие Одинокого ковбоя, совершенно не знали меня. — Он ударил себя в грудь, произнеся свое прозвище так, словно речь шла о другом человеке. — Я все понял. Калека недостаточно хорош для этого.

— Дело совершенно не в твоем увечье…

— Оставьте это, леди. Я хорошо знаю женщин.

Лицо Одри потемнело от гнева. Она еле сдержалась, чтобы не закричать.

— Думай, что хочешь. Делай, что хочешь, только оставь меня в покое. Я тоже оставлю тебя в покое, ладно?

Подхватив принадлежности для уборки, она, круто повернувшись на каблуках, вышла из комнаты.