Игра в жизнь

Рядом, на Бронницкой – чистилище. Тут спасение питерских актеров, вечно страдающих от сырого ленинградского климата ангинами, насморками, хрипотой. Институт уха-горла-носа с лучшим (может быть, в стране?) кабинетом фониатрии. Лечат связки, восстанавливают звучание наших тусклых голосов. Проверенная врачебная школа Лебедевой, Шамшевой, Петровой, Райкина (Ральфа Исааковича – брата Аркадия). Тут всегда веселая актерская очередь и мнимо суровые, а на самом деле тоже веселые врачи.

А Московский стремится дальше. Перепрыгивает через мутный Обводный канал, справа показывает на секунду мрачноватую верхушку Варшавского вокзала и бежит, огибая арку Московских ворот, к «Электросиле» и Парку Победы. Тут мои адреса… памятные… незабытые… «Актерский» дом на Бассейной, где в соседях с Копеляном, со Стржельчиком прожили и мы с Зиной Шарко семь лет нашей любви, нашего партнерства на сцене, круговорота нашего общения с близкими и дальними.

И на Московском же последний мой ленинградский адрес. Это поближе к центру – напротив гастронома «Здоровье». Тут бросили мы якорь с Наташей Теняковой. Здесь родилась наша дочь Дарья. Здесь, бывало, засиживались допоздна, оставались ночевать и продолжали наутро бесконечные споры-разговоры Белла Ахмадулина, Илья Кабаков… Отар Иоселиани…

Московский проспект уводит от Фонтанки все дальше и дальше. И если упрямо идти по нему (или ехать), то, естественно, окажешься в Москве.

Только надо быть очень упрямым, потому что расстояние все-таки большое – почти 700 километров.

Однажды так и случилось. Жизнь заставила быть упрямым. Хозяева Ленинграда просто видеть меня больше не могли. Встал я им, видимо, поперек горла. Категорически решили они меня не видеть и всё сделали, чтобы и никто другой не видел меня – ни на сцене, ни на экране. Нас (таких, которые поперек горла) много было в Питере. Я думаю, десятки тысяч. И вот мы побежали. Все по Московскому проспекту. Одни далеко – до Пулково: там аэропорт, и, через Москву, через муки ОВИРа и таможни, – в дальние страны со слезами и надеждами. Другие… куда попало, лишь бы подальше от глаз свирепого Смольного и Большого дома. А мы с Наташей, Дашей и котом Осипом по прямой… всего только до Москвы. Правда, там везде заставы – прописки не дают, жилья нет, а без прописки на работу не принимают. Годы прошли – целых три года, – пока очередным усилием вырвались, выскользнули и… покинули все, от чего, казалось, вовек нас не оторвать.

Прощай, город с мостами!
Прощай, малая родина!
Прощай, моя Фонтанка!

Опасные связи

Они позвонили в дверь часов в девять утра. Двое стояли вплотную к порогу. Третий подальше – у лифта. Они сразу показали документы и пробормотали что-то невнятное. Дошло только: надо подъехать… мы подождем… быстренько… одевайтесь. Я стоял в трусах и мокрый. Только что отбегал свои три километра и собирался принять душ.

– Кто там? – спросила Наташа из детской комнаты. Она занималась маленькой Дашкой.

– А что за срочность? – довольно нелепо спросил я двоих у порога. – Я сейчас никак не могу.

– Очень надо. Вы одевайтесь. Мы внизу подождем. В машине.

– Да вы заходите. Сейчас кофе выпьем и поедем.

– Ну уж… – усмехнулся один, а второй пошел вниз по лестнице. Третий – в глубине – нажал на кнопку лифта.

Я спокойно пил кофе и ел яичницу.

– Это кто? Что им нужно? – спросила Наташа. – Куда ты собрался?

– Кажется, в Большой дом. Концерт, наверное.

– С утра?

Я действительно прокручивал в голове и такой вариант. В те годы мои выступления были нарасхват. Страха еще не было. Вот если бы стали обыскивать квартиру, тогда, может быть… может быть, и было бы страшно… а так… ну, поговорим. О чем? Там видно будет. Я чувствовал себя хорошо защищенным. Я известный артист, меня все по кино знают… я работаю в знаменитом театре, мой шеф – великий Товстоногов. Да и вообще… в 12 часов у меня репетиция. Да еще особая – вводим в «Ревизора» на роль Городничего венгерского прима – актера Ференца Калаи. Он у нас гастролирует. Я играю Осипа. Заменить меня некому. Спектакль завтра. Что ж они, пойдут на международный скандал? Да нет, я чувствовал себя совершенно защищенным.

В машине я спросил:

– А что за надобность во мне? Выступление, что ли?

– Да сейчас приедем, вам всё расскажут. Вы паспорт не забыли захватить?

В кабинете номер не помню каком было светло и тоже не страшно. Человек за столом смотрел на меня с печальной, очень понимающей улыбкой и, склонив голову набок, постукивал карандашом по стопке бумаг.

– Сергей Юрьевич… – произнес он и умолк надолго. А потом: – Как вы думаете, почему мы вас сюда пригласили?