Довольно долгое время казалось, что здесь, у Лештукова моста, кончается мир. Да так оно и было – мой мир кончался здесь. Ходить дальше было просто незачем. Учение, любовь, интересы, свидания, кино, театр, работа – все как-то укладывалось до этой черты. А если и расширялось, то только по другим, перпендикулярным Фонтанке направлениям: или по Невскому через мост на Васильевский остров, или на многочисленные тихие Советские улицы, параллельно устремляющиеся к Суворовскому проспекту, или точечно – на Лахтинскую улицу, на проспект Добролюбова Петроградской стороны. Там были окна, под которыми я стоял, сгорая от ревности и надежд.
Вы сами заметили, наверное, уважаемый читатель, что окна, под которыми стоишь, всегда почему-то далеко от твоего дома и транспортное сообщение между этими двумя точками почему-то (всегда!) скверное. К тому же стоишь (почему-то?) всегда в ночное время, и транспорта вовсе нет. Конечно, есть такси (кстати, такси в те далекие и проклинаемые ныне времена было доступно даже малоимущим студентам), но поймать его и в те далекие и проклинаемые ныне времена было не проще, чем Синюю птицу. К тому же с возвращением домой всегда какие-то добавочные проблемы: летом мосты разводят, опоздал – сиди до утра, жди; зимой мосты не разводят, но на мосту этом так мороз проберет, что думаешь про себя: «Не-е-ет, всё, больше меня под эти окна не заманишь!» Так и думаешь… твердо… долго… до самого следующего вечера.
Так что пути мои расширялись, но долгое время не удлинялись по хребту моей жизни – по Фонтанке. Здесь путь до БДТ – и точка! Я ведь в БДТ ходил задолго до того, как стал работать в нем. Лет десять я был сперва его исправным зрителем. Я обожал этот театр – все спектакли видел, всех актеров знал (издали конечно!). Ну а что там дальше по Фонтанке, что там за БДТ – неведомо. Кажется, ЛИИЖТ – Железнодорожный институт… а на другом берегу какие-то четыре трубы в ряд маячат… завод? Какой? Буксир тянет баржу туда, вниз… (или вверх – всегда путаю) – туда, где дома теряют свой жилой вид и превращаются в мрачные заводские корпуса. Туда, где небо всегда низко висит над серой водой и серым асфальтом. Там облака смешиваются с дымами. Изредка украсит картину трамвай, желтой гусеницей проползающий по дальнему мосту, а потом снова сплошной колонной грузовики, грузовики – серые, ворчливые, подпрыгивающие на кочках и рытвинах.
Слава тем, кто жил на одном месте и не расширял круга, предками очерченного для жизни. Слава тем, кто не соскучился в этом кругу, а шел вглубь – к тайнам дарованного им кусочка природы (ведь природа и на малом пространстве бесконечна), к тайнам неба, которое все равно над нами, движемся мы или стоим на месте, к тайнам своего сердца. Слава им –
Пойдем-ка дальше по речке Фонтанке. Пойдем, постукивая ладонью левой руки по пупырчатым чугунным перилам парапета, нагретого июльским солнцем. Лучше всего просто идти и ни о чем не думать. Так оно и получается… первое время. Но потом невольно натягиваются незримые ниточки между деталями пейзажа и собственной жизнью.
Вот тут жил одно время мой друг Олег Басилашвили. К нему сюда я заявился с чемоданом однажды на рассвете после крушения семейной жизни.
Вот Гороховая улица – тесная, грязная. В те годы она называлась улицей Дзержинского, но название не привилось – все равно звали ее Гороховой. Ничего особенно хорошего в этом названии нет, но упрямо звали так, а не иначе. Здесь жил (говорят!) Илья Ильич Обломов. Может, и правда. Здесь, было время, проживали интересные наши младшие коллеги – режиссеры Кама Гинкас и Гета Яновская. У них, за чаем и сухим вином, познакомился я с удивительным парнем, пишущим отличные, небывалые стихи, независимым и упрямым. Звали его Иосиф Бродский.
Налево идут пути к Витебскому вокзалу. А на следующем мосту, тоже налево, открывается длинная-длинная перспектива Московского проспекта. Тут сперва будет мощный транспортный узел – Техноложка. Здесь и пересадка метро, и скопление троллейбусов и трамваев всех направлений. И сам импозантный фасад Технологического института с неординарным памятником Плеханову перед ним. Тут всегда торгуют цветами.
Даже в периоды кровавой борьбы с частным сектором, когда карали за любую торговлю с рук, за любой вид извоза, подвоза и вообще за всякую передачу денег из рук в руки, – у Техноложки все равно торговали цветами. Только в одном этом месте на весь громадный Ленинград в любую погоду и в любое время года. И ясно было – кто на свидание явился с букетом, тот, значит, не поленился сгонять сегодня к Техноложке.