Игра в жизнь

Прошло время, и Витя объявился в Москве. Повидались. Он побывал в театре. Всячески звал к себе – в Зеленчук. Я говорю: «У нас этим летом гастроли в Ставрополе». Он: «Так это же наши края! Приезжайте! От Ставрополя на Черкесск, оттуда на Нижний Архыс, и немного наверх – Зеленчук. Мы машину за вами пришлем. Двести километров, и вы у нас. Дадите концерт сотрудникам».

Это было соблазнительно. Нашлись два свободных дня, и мы с моим другом и коллегой из театра Сережей Коковкиным тронулись степными дорогами в сторону Кавказа. Вроде близко, а мир совсем иной. Жилища другие, непохожие. Лица другие. А названия! Буквы наши, но прочтешь перед въездом в село – «Псаучье дахе» – только ахнешь!

В Зеленчуке были новые знакомства, осмотр телескопа. Был концерт, и был скромный банкет с тостами и разговорами. Витя показался мне изменившимся. Стал нервнее. Прятал глаза. Может быть, показалось. Было ощутимо, что Витю глубоко и серьезно уважают тут и коллеги, и сотрудники. Опять говорили о внеземных цивилизациях. Я спросил: «Новости есть оттуда?» Он говорит: «Слышны шумы. Двое американцев „поймали“ шумы из космоса. А третий объяснил, что это за шумы – звук реликтовых излучений во время катастроф, аналогичный свету погасших звезд. Первым двум, которые открыли шумы, дали Нобеля. Тому, который объяснил, не дали ничего».

Говорили в застолье. Потом говорили в небольшой компании. Потом говорили втроем. Глядя то в сторону, то в пол, говорил Витя Ш.: «Вселенная имела рождение – двадцать миллиардов лет назад. Она живая. И, как все живое, она умрет. Гелий и водород – основа нашей популяции. Но спектральный анализ доказывает, что у других галактик все иное. Эйнштейн полагал, что материя неизменна. Но и она меняется. Время и Пространство не неизменны. Высшего Разума нет, но есть симметричность – плюс и минус уравновешены. Сейчас как раз я хочу опробовать одну идею. Может быть, это станет индикатором, указателем направления. Понимаете, я сделал некий расчет вероятностей. Если он верен, то ждать ответа оттуда на наш сигнал нельзя. Если я ошибаюсь, то еще есть шанс, а если я прав, то мир пуст. А я этого не хочу. Вот такой парадокс самоотрицания». Собирались говорить всю ночь, но мы с Сережей очень устали с дороги. Клонило в сон. Витя заметил это и оставил нас. Спали, помню, в каком-то большом помещении, где наши раскладушки стояли ни к селу ни к городу посреди зала.

Наутро Витя нас провожал до Нижнего Архыса. Заехали на радиотелескоп. Для меня «телескоп» значит смотровая труба со стеклами. А тут – громадное много-многометровое кольцо, нашпигованное чем-то непостижимым. Называется «Ротан» – радиоухо, или зеркало, состоящее из одного обода. Из него и идет сигнал туда. Оно и «слушает». Витя опять сказал, что его проверочная идея, о которой говорили ночью, – она многое может определить. Если идея подтвердится, то… нету! ИХ НЕТУ!

И опять прошло время. Отодвинулся назад Ставрополь. Начался новый сезон в театре. Завихрилась московская жизнь. Однажды позвонил незнакомый человек, спросил, помню ли я Витю Ш. Попросил о встрече. Пришел. Долго молчал, сидя напротив меня в актерском фойе. Потом сказал: «Витя повесился».

Ну конечно же, я вскрикивал: «Как? Что? Почему? Когда?» Конечно, спрашивал – может, болезнь, может, несчастная любовь? Вроде нет. Неизвестно. А в научном плане, в карьере? Он же казался таким успешным. Пришедший сказал: «Он и был успешным. Может быть, даже слишком. Он там в президиум такую разработку послал, такую идею. Прямо-таки кардинальную в определенном смысле». – «А ответ был?» – «Был! Подтвердилось!»

«Идея подтвердилась? – осторожно спросил я. – Так это, значит… ТАМ ПУСТО?»

Пришедший человек вопроса не расслышал. Стал рассказывать подробности смерти Вити. Но это все была физиология. О причине самоубийства можно было только догадываться. Я спросил, почему он пришел ко мне. Он объяснил – в записной книжке у Вити был мой телефон и несколько строк о наших разговорах. Пришедший спросил, не напишу ли я некролог, что ли, или воспоминание о нем для одного научного израильского журнала, который хочет посвятить ему и его работам номер. Я согласился. И написал. Послал по указанному адресу. Но ни журнала, ни этого человека больше никогда не видел.

Когда смотришь на небо, особенно на юге в теплую ночь, так бывает приятно, уютно. Как будто все это небо, и звезды, и туманности только и созданы, чтоб нам, глядящим, было красиво. А в другой раз поднимешь голову – Господи, бездна! Как далеко от нас! Или это мы далеко? Откуда мы? Куда мы? Как вытерпеть?

Светает.

Звезды гаснут.

Сны