Игра в кубики

– Да… – пробормотала Полина, закуривая новую сигарету. – Вот и мне так показалось. И сама Виктория только от меня узнала, как погибли ее родители, и что отец ее к заводу отношение имел – такое удивление не разыграешь, да еще в ситуации, когда сама в СИЗО не первые сутки. Значит, Негрич точно не при делах. Но – кто тогда?! Я уже мозги вывихнула…

Лев ободряюще потрепал ее по руке и встал:

– Предлагаю перерыв сделать. Давайте поедим, а потом еще подумаем.

– Кстати, Лев, а ты откуда знаешь про то, что киллера никакого от Котла к Репе не было? – вдруг вспомнил увлекшийся рассказом Чумаченко.

– Отец мой был близким другом Котельникова, хоть и не одобрял его вид деятельности. Но времена такие были – собственный бизнес приходилось оберегать от всех, и Котельников отцу здорово помог. Так вот отец мой говорил, что никогда бы Котельников… ну, и дальше все так, как ты и сказал. А отцу своему я верю.

– Понятно. Отец жив сейчас?

– Нет, умер год назад – инфаркт.

– Извини, – чуть нахмурился Чумаченко.

Лев не ответил, быстро накрыл на стол и позвал дочь, та прискакала на одной ноге, косо глянула на мать:

– Уроки проверишь?

– Да, сразу после ужина. Садись.

Ели молча. Полина старалась отогнать неприятные воспоминания о сегодняшнем трупе и о тех, что описывал Чумаченко, но картинки так и стояли перед глазами.

После ужина она просмотрела тетрадки дочери, выслушала стихотворения на английском и на русском и расписалась в дневнике.

– Ну вот, – удовлетворенно произнесла Инка, пряча дневник в ранец, – теперь учительница перестанет говорить, что моей маме не до меня.

Полина почувствовала, как вспыхнули щеки, но тут в комнату вошел Лев:

– Твоей учительнице надо бы поменьше рассуждать о том, чего она не знает. Твоя мама занята серьезным делом, от нее зависит, сможет ли твоя учительница по вечерам спокойно домой идти или будет оглядываться, не подкарауливает ли ее какой-нибудь хулиган с ножом в руке. А в дневнике и я могу расписаться. Все, в душ – и спать, маме надо еще поработать.

Полина посмотрела на мужа с благодарностью и, когда Инна скрылась в ванной, проговорила:

– Лёва… спасибо тебе…

– За что? – удивился он.

– За то, что понимаешь.

– Глупости. Иди, человек ждет, неудобно же.

Задержавшись в дверях, чтобы поцеловать мужа, Полина поспешила к гостю.

Чумаченко курил, открыв форточку, и смотрел во двор, где уже зажглись фонари.

– Странное время было, – произнес он, почувствовав, что Полина вошла в кухню, – еще вчера я шел на работу и знал, что к чему, а завтра уже не разобрать было. А самое страшное, что среди своих стало непонятно, кто по-прежнему свой, а кто уже такой чужой, что дальше некуда. Вам повезло, что позже работать начали. Не приходилось каждый день выбор делать.

– А вам приходилось?

– Конечно. Можно было плюнуть на все и пойти «на службу» к тому же Репе – предупреждать о рейдах, помогать его братков отмазывать, еще что-то… А я не мог. И денег не было, и средства у нас были куда хуже, чем у них, и даже возможности – а я не мог. Меня учили защищать тех, кто слабее. Я вот все думаю… – он прикрыл форточку и вернулся за стол, – ведь Никулин этот, он же башковитый был, в технике разбирался. Ну, мог ведь работу найти на том же заводе. А нет – денег легких захотелось. Конечно, в те годы много кто так рассуждал – мол, кто сильнее, тот и власть. А неправильно это. Справедливость должна быть! Во всем справедливость! – он слегка хлопнул ладонью по столу. – И я вам честно признаюсь, вот как на духу, можете осуждать, но мне не жаль никого из тех, кого сейчас убивает этот неведомый мститель.

– Вы не правы. Только что о справедливости говорили, между прочим. Разве справедливо, когда погибает молоденькая девочка, которая никому зла не сделала? Или парень, о котором тоже никто слова дурного не сказал? – тихо спросила Полина, которую неприятно поразили слова бывшего опера. – В чем же тут справедливость? В том, что их отец был бандитом? Они могли на него повлиять? Дарьи, к слову сказать, в то время даже в проекте не было, а Валентину от силы года три-четыре. При чем здесь они?

– Мы с вами не поймем друг друга, Полина Дмитриевна, но, может, оно нам и не надо, а? Вы хотите найти убийцу – и я хочу. Вы по долгу службы, а мне любопытно, кто ж это столько лет копил обиду.

– Столько лет, столько лет… – повторила Полина, в голове которой вдруг начали шевелиться какие-то мысли. – Послушайте, а первый директор завода, Ноздреватый… у него не осталось родни никакой?

– Кажется, нет, – наморщив лоб, произнес Чумаченко. – Но можно попробовать поискать.

– Кстати, а почему дело засекречено?

Чумаченко смерил ее взглядом и рассмеялся:

– Я же сказал – прокурор на повышение в Москву уехал. Обрубил концы под шумок.

– Странно как-то…