Игра в кубики

– Ты, Чумак, палку-то не гни, может ведь и в обратную сторону отлететь. Твои доказательства на суде в пух и прах рассыпались, не помнишь?

– Я же сказал – не пыли, – чуть хлопнув по столешнице ладонью, повысил голос Чумаченко. – Тебе в голову не приходило, что сестра убитого Никулина Светлана могла догадаться о причине твоего внезапного исчезновения из страны, а? Думаешь, она настолько на музыке своей была повернута, что не заметила, как брата с невесткой пришили? Или не знала, откуда Павел деньгами разжился?

– Не знала она! – тоже хлопнув по столу, заявил Пострельцев. – Не знала, слышишь? Пашка бы язык себе откусил, но не сказал ей! Он ее от всего оберегал, хотел, чтобы только музыкой занималась! И уж точно не посвящал в наши дела, это ясно тебе?!

– Мне-то ясно, – кивнул Чумаченко, никак не отреагировав на эту вспышку, – а вот тебе ясно, наконец, что семью твою вырезают под корень? Начали с детей. Не страшно?

– Чего?! Чего мне уже бояться, когда ни Даши, ни Валька… – задохнувшись, выпалил Пострельцев. – Самое страшное уже произошло.

– А за жену? За себя – не страшно?

– Ты меня, опер, не пугай. Сам ведь знаешь – я такое прошел, что мало чего уже боюсь. И точно не за свою шкуру. А Дину при первой же возможности отправлю из страны. Как только станет можно ее перевозить, вот в тот же день и отправлю.

– Если успеешь, – спокойно произнес Чумаченко.

– Она в больнице.

– Надежное место, – фыркнул Чумак и умолк, зашевелил губами, глядя поверх головы Пострельцева.

«В самом деле, похож на экстрасенса как близнец», – подумала Полина, рассматривая застывшее лицо бывшего оперативника.

Пострельцев занервничал, забарабанил пальцами по столу, прикусил губу, нахмурился – шрам на переносице побелел от напряжения.

– Но ведь вы поможете мне ее защитить? – обратился он к Полине.

– С какой радости? – вмешался Чумаченко, вынырнув из своей минутной отключки. – Ты нам помогать не хочешь, а защиты требуешь?

– Чем я могу помочь? Сказал, что знал. Акции всегда мне принадлежали, я их не прятал.

– Это свою часть. А те, что открысил после гибели дружков? Запомни, Ваня, есть так называемое «правило пяти «Пэ» – правильное планирование предотвращает плохие последствия. Так вот, в твоем планировании были допущены серьезные ошибки, потому и последствия мало того, что плохие, так еще и непредсказуемые. Давай думать, как исправлять.

– Чумак, я клянусь – не трогал ни акции, ни дивиденды, ни Глебовы, ни Пашкины!

– Ну, врешь ведь, – вздохнул Чумаченко и встал из-за стола, так и оставив нетронутым чай. – Поехали, Полина Дмитриевна, бесполезно тут. Человек за деньги рискнул уже двумя детьми, так что ему больная жена? Бывай, Пострельцев, не подавись только.

Полина тоже поднялась и пошла следом за Чумаченко к выходу, но на пороге задержалась, надеясь, что Пострельцев одумается. Но тот молчал, свесив голову на грудь, и Полине ничего не оставалось, как покинуть квартиру.

В машине Чумаченко закурил, открыл окно и спросил:

– Ну, как вам?

– Мне кажется, он не соврал, говоря про деньги.

– Вы его просто не знаете. Это он с виду такой простоватый, а на деле – хитрый жук. Всегда умел прикинуться таким простецким, душа нараспашку, но что касалось денег – свое всегда забирал. Он в «пехоте» у Репы был одним из самых эффективных, удар поставленный – боксер все-таки, разрядник. Мало кто мог долго сопротивляться. Репа особой крови не любил – ну, там всяких утюгов и паяльников, но били его «пехотинцы» жестоко, до инвалидности.

– А где сейчас этот Репа?

Чумаченко поднял палец вверх и потыкал в крышу машины:

– Где ж ему быть? Отдыхает от трудов праведных, никакие деньги не помогли. Завод-то у него эта лихая троица отжала.

– Даже так?

– Ну, а как еще? Времена такие были. Сперва убили директора, Репа все под себя подмял, хорошие деньги имел, ну, вы ж не маленькая, понимаете, что водка при любой власти – валюта. Но вот делиться тоже не пожелал. Умер тоже необычно. Ему мину магнитную в кейсе с деньгами передали, он в машину это добро положил, пока тут в одном храме грехи замаливал. Даже непонятно, кого вообще похоронили, там чьих только останков не было – и Репы, и охранников, и водителя. Пять человек погибло. А троица эта завод под себя и подгребла.

– Н-да… весело… – пробормотала Полина. – Как вы вообще в те времена работали? Мне кажется, я бы не смогла.

– Тогда? А сейчас? Вот вы сейчас – как?

– Долг. Выполняю, как могу.

– Ну, и я выполнял, как мог и как для себя это понимал. Многие в то время переметнулись, вторую зарплату получали у бандюков, сливали им информацию, помогали от судов уходить, крышевали. А я не мог. Ну, не мог – и все, противно было, – Чумаченко поморщился и выбросил окурок. – Меня не тому в школе милиции учили, не хотел я пачкаться. А ведь предлагали. Тот же Репа к себе звал в охрану. Но – не мог я, считал, что таких, как он, давить надо, а не охранять. Потому, наверное, и запил – от несоответствия возможностей желаниям. Хотелось честным быть, а кругом выходило, что не получится.

Помолчали.