Я подошел к некой темноглазой особе с гладкой кожей. Она манипулировала с машинкой, которая размерами превышала ее самое. На мой вопрос относительно конференц–зала она махнула рукой в дальний конец комнаты, на ту сторону, что дальше от улицы. Я отправился туда, толкнул дверь в перегородке, переступил порожек и дверь снова прикрыл. Видимо, перегородка обладала хорошей звуконепроницаемостью, ибо грохот и трескотня, создаваемые деятельностью в большой комнате, немедленно превратились в обычный шепот.
Помещение конференц–зала было средней величины, квадратное, с великолепным столом красного дерева посередине и стульями вокруг него. В противоположном углу находилась лестница. Один из пятерых человек, сидевших у стола тесной кучкой, вполне мог оказаться владельцем лебедки Харгривом 1768 года или, по крайней мере, его сыном: такие у него были серебристо–белые волосы и морщинистая старая кожа, которой не хватало места на лишенном плоти лице. Зоркие голубовато–серые глаза заставили меня посмотреть именно в его направлении. Продолжая играть свою роль, я объявил:
— Гудвин, детектив, относительно убийства Присциллы Идз. Мистер Брукер?
Но белоголовый Брукером не был. Им был мужчина напротив, в два раза моложе белоголового и с вдвое меньшим волосяным покровом на голове — светлый шатен с длинным бледным лицом и тонким носом. Он сказал:
— Я Брукер. Что вы хотите?
Ни один из них не поинтересовался моим удостоверением, поэтому я убрал его в карман, сел на стул и вытащил записную книжку и карандаш, решив, что если не подчеркну свою значимость, то вполне могу уйти ни с чем. Я не спеша отыскал в книжке чистую страницу и, окинув собравшихся взглядом, остановился на мистере Брукере.
— Это только предварительная встреча, — объяснил я ему. — Ваше полное имя, пожалуйста.
— Д. Лютер Брукер,
— Что означает Д.?
— Джой. Д–ж–о-й.
Я записал.
— Вы служащий корпорации?
— Президент. Вот уже семь лет.
— Когда и каким образом вы узнали об убийстве Идз?
— Сегодня утром сообщили по радио, в выпуске новостей без четверти восемь.
— Именно тогда вы услышали о ее смерти впервые?
— Да.
— Что вы делали прошлой ночью между половиной одиннадцатого и двумя часами? Только покороче. Максимально кратко. У меня очень мало времени.
— Спал. День у меня выдался трудный, я лег уже в десять и до самого утра не вставал.
— Где вы живете?
— У меня комнаты в отеле «Принц Генри» в Бруклине.
— Значит, вы там провели прошлую ночь?
— Конечно,, ведь именно там находится моя кровать, а спал я в ней.
— Один?
— Я не женат.
— Повторяю: вы были один в своем номере? В период с десяти тридцати до двух часов ночи?
— Да.
— Можете ли вы привести какие–нибудь доказательства? Телефонные звонки? Что–то еще?
Его подбородок спазматически дернулся, но он удержал себя в руках.
— Как это «можете»? Я вообще ни разу не проснулся.
Я посмотрел на него без неприязни, но сдержанно.
— Вы же понимаете ситуацию, мистер Брукер. Многие извлекают выгоду из смерти мисс Идз и некоторые из них автоматически. Так что без подобных вопросов не обойтись. Например, какую долю наследуете вы?
— Моя доля зарегистрирована в официальном документе.
— Угу. Но ведь вы тоже в курсе, не так ли?
— Конечно.
— Тогда, если не возражаете, какова ваша часть?
— По завещанию Натана Йдза, сына основателя дела, ко мне должно отойти 19,362% общей суммы капитала корпорации. По стольку лее получат еще четверо людей: мисс Дьюди, мистер Квест, мистер Питкин и мистер Холмер. Остальные поменьше.
Устремив на меня острый взгляд своих серо–голубых глаз, заговорил белоголовый:
— Я Бернард Квест. — Его голос звучал твердо и сильно, безо всяких признаков дрожи. — Работаю в корпорации шестьдесят три года. Тридцать четыре из них я был коммерческим директором и двадцать девять — вице–президентом.
— Хорошо. — Я записал. — Мне нужны имена вас всех. — Я посмотрел на женщину, сидящую слева от Бернарда Квеста. Средних лет, с жилистой шеей и большими ушами, она была явной индивидуалисткой, поскольку на ее лице не читалось и намека на косметику.
Я обратился к ней:
— Ваше, пожалуйста.
— Виолетта Дьюди, — сказала она настолько ясным и приятным голосом, что я поневоле поднял глаза над своим блокнотом. — Я исполняла обязанности секретарши мистера Идза, а в 1939 году он сделал меня заместительницей президента. Во время его последней болезни, то есть в течение четырнадцати последних месяцев его жизни, я вела все дело.
— Мы помогали, чем могли, — многозначительно заметил Брукер.
Проигнорировав его, она добавила:
— Моя нынешняя должность — помощница секретаря корпорации.
Я перевел взгляд дальше.
— Вы, сэр?
Следующая личность, сидящая слева от Виолетты Дьюди, была аккуратным маленьким самодовольным человечком с иронической складкой в углу рта. Похоже, он всю жизнь выглядел пятидесятилетним и таковым и останется. Он, очевидно, был простужен: постоянно чихал и сморкался в носовой платок.
— Оливер Питкин, — прошелестел он охрипшим голосом. — Секретарь и казначей корпорации с 1937 года, иными словами с тех пор, как в возрасте восьмидесяти двух лет умер мой предшественник.