Они расстались, и Фирсов зашагал по малознакомым улицам, теряя счет сигаретам и зло поддавая ногой случайные камушки, прибившиеся к поребрику тротуара. Он ругал и адвоката, и следователя, и наши детективы, в которых знатоки изобличали преступников по клочку трамвайного билета или с помощью ЭВМ выявляли расхождения в показаниях очевидцев. Где все это? "Распишитесь, что ознакомлены. Через три дня дело будет в суде". А адвокат? Настя рвалась к следователю, чтобы подтвердить пьяно-мычащее состояние Мохова в тот вечер, но Яков Ефимович уверял, что проку в этом никакого: ну пил Мохов, ну садился на переднее сиденье -- но остался ли сидеть там, когда был совершен наезд?.. Алиса, которую Настя попросила выступить в суде и засвидетельствовать, что Славик был пьян до безобразия, категорически отказалась: "Да ты что! У меня муж из плавания вернется, он мне покажет вечеринки с мужиками! Нет-нет-нет! Только мне суда не хватало..." Выходило так: пьян ли был Славик или просто выпивши, садился ли он на переднее сиденье или не садился, -- имело значение второстепенное. Главное заключалось в том, что показывали свидетели на конечной точке того нелепого маршрута... Мелькала мысль -- найти этого лжесвидетеля Петрова, ухватить за грудки: "Попробуй только вякнуть в суде неправду!.." Или выставить контрвариант: сыскать несколько человек, которые опрокинули бы все лживые построения Славика и его команды. А что? Приходит в суд компания и заявляет: "Мы в тот вечер шли по улице и видели, как пьяный мужчина рядом с водителем вырывал у него руль..." Игорь замедлял шаг и воображал себе картину посрамления Славика: судья извиняется перед Фирсовым и строго указывает растерянно озирающемуся Мохову на загородку для подсудимых... Но где теперь сыщешь такую компанию, когда до суда остались, быть может, считанные денечки. И Яков Ефимович, боящийся сердить работников правосудия, убеждает: "Следствие не любит, когда дело направляют на доследование. В ваших обстоятельствах может быть и три года -- вы сами признались, что сидели за рулем..." Фирсов тешил себя новым предположением: он подходит к Славику на суде и награждает его звонкой пощечиной... Но это лирика.
Потом он сидел с Настей на кухне и отирал ей ладошкой слезы.
-- Ну успокойся, успокойся... Эка невидаль -- стройки народного хозяйства. Тюрьма, что ли? Не тюрьма. Условное осуждение.
-- Господи, какая я дура! -- качала головой Настя. -- Зачем я тогда полезла в это дело!.. Да пусть бы он ехал куда хотел! Пусть бы... Пусть бы разбился к чертовой матери, паразит несчастный!.. Туда ему дорога!.. -- Настя стукала кулачком по столу и ревела.
Приехал тесть -- Филипп Прокопьевич, невозмутимо прошел к кроватке спящего внука, положил на столик игрушку в прозрачном пакете, постоял и вышел на кухню.
-- Ну что, ребята? -- улыбнулся бодряще. -- Уже сухари сушите? А ты чего? -- обнял дочку и поцеловал, -- Плакала, что ли? У-у, дуреха... Давайте чайку попьем. У меня сегодня вечерники, я прямо из института...
Пока Настя накрывала столик у телевизора, тесть запил таблетку водой из-под крана и кивнул Игорю.
-- Надо соглашаться. Деньги я тебе дам... Яков Ефимович -- дядька пройдошистый, я его сегодня видел. Главное, чтобы дело попало к нужному судье...
Яков Ефимович действительно оказался "дядькой пройдошистым". Дело попало к кому надо, и Фирсову были сообщены условия: две тысячи за полтора года условного осуждения -- "химии". Фирсов, еще раз переговорив с тестем, согласился, и Яков Ефимович велел ему нанять любого адвоката-ширму для защиты в суде, а в случае вопросов с его стороны, почему предыдущий адвокат отказался от дела, сказать, что тот очень занят другими делами, нездоров и вообще не вызывает доверия своей компетенцией. Было условлено также, чтобы не верить ни в какие посулы нового адвоката и расплатиться с ним строго по квитанции -- деньгами сорить не следует, они еще пригодятся.
Фирсов исполнил все в точности, и судебный спектакль по сценарию Якова Ефимовича завершился в один день. В антракте, который грузный пожилой и строгий судья объявил после допроса свидетелей, Фирсов, как и договаривались, спустился на первый этаж в канцелярию и сунул конверт с деньгами в оттопыренный карман Якову Ефимовичу, который сидел за столиком и, сдвинув очки на лоб, листал какое-то дело. Сунул так ловко и быстро, что Яков Ефимович, как показалось Игорю, даже не заметил этого. Таково было условие -- деньги до вынесения приговора. Когда Игорь вышел на улицу, чтобы позвонить Насте, и стоял около телефонной будки дожидаясь очереди, Яков Ефимович в наглухо застегнутом плаще показался из дверей суда и с поразительной быстротой исчез.
-- Ну что? -- спросила Настя.
-- Порядок, -- сказал Фирсов. -- Письмо отдал. Не волнуйся, потом позвоню...
-- А что, еще не кончилось?
-- Нет, сейчас перерыв.
-- Господи, -- сказала Настя. -- Только сразу звони, как кончится...
-- Ладно. Ты, главное, не волнуйся. Как Маратка?
-- Спит.
-- Ну ладно, пока.