Игра отражений

Что ему сказать? Что ее сердце не созрело для любви? Что ей не хочется покидать замок Миккельсенов и отправляться к человеку чужому, у которого свои порядки заведены и которому нужно… подчиниться? Да и не смогла бы она. Сейчас Рангхиль была свободна – настолько, насколько может быть свободна женщина данов, живущая на английской земле. И добровольно поступиться этой свободой нелегко. Если бы она знала, ради кого так сделать!

Только вот она еще этого человека не встретила.

– О любви поют скальды, но, возможно, ее и вовсе нет на свете, – пробормотала Рангхиль. Роалль хотел что-то возразить ей, и она ткнула его кулаком в бок: тэн Лефстан как раз въезжал в ворота.

Он спрыгнул с лошади и пошел к встречающим его близнецам: огромный, словно медведь, в подбитом волчьим мехом плаще, хотя жара стояла; сгреб их обоих в объятия и прогудел над головою тяжелым колоколом:

– Вот так счастье пришло ко мне! Миккельсены позвали меня в дом!

– Еще не в сам дом, а только на порог, – засмеялся брат где-то в складках монументального плаща, и тэн Лефстан, заслышав этот сдавленный смех, наконец, отпустил Роалля. Ранди сакс прижимал к себе чуть дольше, но и ей через пару мгновений даровал свободу. Говорили она на саксонском – в честь уважения к гостю, к тому же, данский язык сосед понимал плохо, а объяснялся на нем и того хуже. – А теперь заходи, тэн, и будь дорогим гостем в нашем доме.

– Будьте желанным гостем, – кивнула и Рангхиль, и тэна с его свитой пропустили в длинный зал.

Прежде чем заявлять о делах, следовало выполнить ряд условий, без которых хорошая беседа не начинается. Проще говоря – обед, переходящий в ужин, и ужин, переходящий в завтрак. Рангхиль надеялась, что где-то между ужином и завтраком удастся вставить словечко, однако надежда эта сияла слабо. Тэн Лефстан славился не только своей мудростью, вездесущестью и редкой удачливостью, но и способностью поглощать огромное количество съестного и эля.

В зал принесли еще несколько длинных столов и скамей, за которыми смогли разместиться люди обоих владетелей. Шум поднялся невообразимый: когда в одном месте собирается много мужчин, которые, к тому же, не виделись целую вечность – с апреля! – то все они стремятся перекричать друг друга, дабы поведать новости и похвастаться чем боги послали. Ранди взяла на себя честь прислуживать брату и гостю. Она подливала эль в их кубки, подносила мужчинам самые вкусные блюда, над которыми на кухне корпели с позавчерашнего дня, и лично острым ножом отрезала по громадному куску от жарившегося над очагом поросенка. Тэн Лефстан наблюдал за нею с удовольствием, и его взгляд так временами напоминал отцовский, что Ранди невольно вздрагивала. В такие моменты она чувствовала, как сильно ей не хватает отца.

Говорили о всяком: о соколиной охоте, грядущем сенокосе, погоде, походах и королевских придурях. Тэн Лефстан рассуждал немногословно, но со знанием дела; Рангхиль всегда замечала за ним, что, несмотря на кажущуюся громогласность, он больше слушает, чем говорит. Потому, наверное, и знает так много. В обществе, где все стараются друг друга переорать, как вон сейчас за нижними столами, искусство навострить уши и извлечь выгоду из услышанного весьма ценно.

– Слыхал новости из Уэльса, – неторопливо рассказывал тэн Лефстан. – Говорят, Грифид ап Лливелин нанес поражение Грифиду ап Ридерху и вернул себе Дехейбарт. Также говорят, что он заключил союз с Эльфгаром, знакомым вам эрлом Мерсии и сыном Леофрика, который был изгнан из своих владений эрлом Гарольдом. А еще слышно, будто все они собираются пойти на Херефорд.

– И выступить против эрла Ральфа? – удивился Роалль. – Но у него же укрепленный замок, и армия вооружена на нормандский манер! Это преимущество.

– Да, но что только ни творит жажда справедливости! – заметил Лефстан. Ранди иногда не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

Рангхиль прислушивалась к беседе мужчин, однако, не так тщательно, как обычно. Ее занимали собственные мысли. Как скоро можно будет пригласить тэна Лефстана покинуть длинный зал и отправиться туда, где можно поговорить без помех?

Случай представился лишь несколько часов спустя, когда за порогом уже сгустились летние сумерки, тягучие и сладкие, как темный мед. Тэн Лефстан завершил свой рассказ о Йорвике, где успел побывать в мае, и спросил Роалля:

– Пригласил ли ты меня для того, чтоб я тебе рассказывал о городских улицах, или с каким-то умыслом?

– Какой умысел! – запротестовал Роалль. – Моя дружба и расположение прозрачны, как слезы!

– Данский воин рассуждает о слезах? Тут точно кроется какой-то подвох! – гулко захохотал тэн Лефстан.

– Это я имею умысел, а не мой брат, – созналась Рангхиль. Сакс перевел на нее внимательный и – вот удивительно! – вполне трезвый взгляд. За столом было выпито уже немало, однако на ясность взора тэна Лефстана это не повлияло.

– Женщины коварны, дорогой друг Миккельсен! Чем же ты хочешь завлечь мой разум, валькирия?

– Ваш разум, ваш опыт и ваш совет. Только, – Рангхиль обвела рукою зал, – не слишком хорошо рассуждать об этом здесь.