Когда король Кнуд Великий снова вернул датчанам английские земли, на время уплывшие из рук, сражавшийся в рядах его войска Олаф Миккельсен получил земельный надел с несколькими деревнями и право передавать его по наследству. Сейчас хозяином земли сделался Роалль. Однако до того, как достаться Миккельсенам, эти холмы и плодородные равнины бесхозными не были. Они принадлежали саксам – семье Олдхамов, которых милостиво не выгнали совсем, только оставили им во владение значительно меньше земель. А могли бы и вовсе перебить… Однако Кнуд полагал, что уничтожать все население Англии, если оно в чем-то с ним несогласно, – самая настоящая глупость. Потому саксов постарались сделать лояльными, не слишком притесняя и давая возможность накопить утраченные богатства и своей службой опять возвеличиться. Ситуация с годами менялась, саксонские тэны[5] приобретали все большую власть, однако здесь, в Данелаге, это ощущалось гораздо меньше. Тут по-прежнему было много датчан, действовала система датского права, крестьяне в большинстве своем являлись свободными – словом, не слишком-то много шансов оставалось у прежних владельцев, что эти земли когда-нибудь возвратятся к ним. Кое-кто смирился, кто-то отправился на службу к королю, дабы заново заслужить владения и почести, кто-то и вовсе подался на континент, а кто-то, вроде Кенельма Олдхама, пытался действовать хитростью. Войска у него не имелось, доход с земель он получал небольшой, и сам не был захвачен соседями лишь потому, что они у него уродились мирные. До поры до времени.
Олдхама Рангхиль знала: несколько раз он приезжал к отцу, а затем явился на похороны, дабы засвидетельствовать свое почтение соседям, понесшим утрату. Тогда-то Ранди и проведала о том, что Кенельм претендует на земли за рекой, да поскорее. Роалль все чаще посвящал сестру в дела, а к концу прошлого года девушка прекрасно разбиралась в том, что происходит. Кенельма Олдхама нельзя недооценивать.
Ведь, несмотря на то, что в Данелаге сохраняются свои законы, датчанам по всей Англии сейчас приходится туго. Многие защищают свои земли с оружием в руках, некоторым не особо влиятельным тэнам пришлось даже возвратиться в Данию. Смена власти никого не оставляет в стороне, а когда на острове, пусть и достаточно большом, смешивается столько народностей, войн и взаимных обид не миновать. И политика нерешительного Эдуарда, о которой благородной девушке лучше не размышлять (все равно никуда от мыслей не денешься!), ни к чему хорошему, наверное, не приведет. Рангхиль просто не знала. Отец всегда говорил, что жить приходится в вечно изменяющемся мире, а значит, стоит быть готовым к любым неожиданностям. Олаф Миккельсен знал, о чем говорил. Он сменил одну страну на другую, холодные ветра Дании – на английские дожди, и постоянно был готов к сюрпризам. Его смерть тоже стала неожиданностью, и все же… Все же он умел чуять ветер, как никто.
Близнецы чуяли ветер гораздо хуже.
Вот и сейчас: стоило бы призадуматься, почему Кенельм больше не заглядывает к Миккельсенам, почему прекратил говорить с ними о спорной земле. А он, оказывается, решил воззвать если не к христианскому Богу, то к одному из Его помазанников на земле: непосредственно к королю Эдуарду. Если долго вертеть хвостом при дворе, словно хитрый рыжий лис, можно, принюхавшись, узнать, куда дует тот самый нужный ветер. И цапнуть его зубами и когтями.
Мало ли влиятельных персон нынче в Англии…
– Я не думаю всерьез, что король удовлетворит эту просьбу, – продолжал Роалль неторопливо. – В самом деле, у него хватает забот. Но есть не только король…
Мысли близнецов, как всегда, сходились.
– К кому может обратиться Кенельм, если король Эдуард откажет ему? – задумчиво произнесла Рангхиль и погладила сунувшегося ей под руку пса.
– Он не в тех отношениях с эрлом Гарольдом[6], чтобы претендовать на его внимание и помощь; к тому же, Гарольду Олдхам ничего не сможет пообещать. Разве что службу, но тому и так служат влиятельные. – Роалль помолчал. – О других его родовитых и властвующих друзьях мне ничего не известно, иначе, может, давно бы мы с тобой работали в свинарнике, сестричка.
Шутка была так себе, но Ранди улыбнулась. Пес извивался, ластился, подсовывал лобастую башку, чтобы и за ушами почесали.
– Впрочем, отец говорил, что у Кенельма имеется довольно влиятельный родственник при дворе Вильгельма, – припомнил Роалль.
– На большой земле? – уточнила Рангхиль.
– Да, в Нормандии. Его зовут Манстан из рода Олдхамов, и он, поговаривают, большой друг герцога. Живет при его дворе в Кане, пользуется милостями, довольно богат. Не сомневаюсь, что он не откажется от клочка английской земли, если Кенельму хватит ума ему предложить в обмен на помощь или поддержку.
– Почему же Кенельм до сих пор не обратился к нему? – поинтересовалась Ранди.
– Откуда мы знаем? Может, и обратился, – пожал плечами Роалль.
Рангхиль задумалась.
– Ты полагаешь, они найдут средства, чтобы нанять воинов и отвоевать свои бывшие владения? – Эта мысль вызывала беспокойство.