Словно выражая полную солидарность с мнением единственного живого организма, попавшего в нарисованное полотно, с очень натуралистичным вскриком скатился в придорожную траву раненый московский верховой. Из тех двоих, что промчались недавно мимо Дениса. Из ноги его торчала стрела, и, судя по тому, что попала она куда-то в область паха, а светло-синие шаровары воина теперь интенсивно заливала темная кровь, ему, скорее всего, перебили артерию. Несмотря на это, он, затравленно озираясь по сторонам и не выпуская из кулака рукоять сабли, постарался отползти в сторону, под накренившийся над дорогой плетень. Где, скорее всего, и должен был сделать последний вздох. С такой кровопотерей оставалось ему совсем недолго. Его напарник уже рубился с двумя выскочившими из палисадника копейщиками. Его лошадь, привыкшая, видать, к таким раскладам, ржала, недовольно взбрыкивала и время от времени старалась достать нападавших копытами. Всадник размахивал мечом, пару раз срубив ветви черемухи, растопырившей их прямо над головой. В пылу рубки он того и не заметил. Зря. Как следует размахнувшись, да еще и молодецки привстав на стременах, он особенно остервенело махнул клинком, но тот вдруг предательски врубился в толстый сук. Секундного замешательства вполне хватило на то, чтобы поляки воткнули ему под ребра свои рогатины, сдернули с седла и, хрипящего, швырнули в куст смородины. Где он еще какое-то время орал и трещал сломанными ветвями.
Узкая деревенская улица наполнилась невиданными для себя прежде звуками: криком, звоном железа, ржанием коней и свистом стрел. Одна из них, выпущенная узкоглазым всадником в халате, бросила бегущего к повозке типа в желтых сапогах на хлипкую калитку. Кожаные петли, на которых болтался притвор штакетника, вес резко навалившегося на них тела, что интересно, выдержали. Не сдюжили трухлявые доски – треснули и поглотили увешанное оружием тело с торчащей из шеи оперенной рейкой. Еще пара стрел пролетела совсем рядом с Денисом, обдав, чего греха таить, довольно жутким сквознячком. Понимать-то он понимал, что это резкое дуновение не настоящее, а бес пойми как спроектированное компьютерной программой, но жуть окатила самая настоящая. Потому, чтобы не отвлекаться на нелогичное в данных обстоятельствах чувство самосохранения, он закрыл глаза, задрал лицо к небу и приготовился вынырнуть в нормальную реальность. И совсем не важно – с помощью проткнувшей горло стрелы или разбрызгавшей башку пули.
Лязг кипевшей вокруг рубки был громким, резким и здорово отвлекал от попытки сосредоточиться на уходе в мир иной. Который почему-то никак не наступал. Мало того, отвлекать от него стало что-то мохнатое, уткнувшееся в ноги. И даже, похоже, принявшееся их лизать. Именно сейчас он по-настоящему пожалел, что проклятые мародеры стянули с него сапоги. Догадался, что невесть по какой причине прикипевшая к нему своим шерстяным сердцем шавка снова вернулась спасать его от неминуемой смерти. Язык у нее был теплый и до противного липкий.
И тут же кто-то повис на другой его штанине. Да так здорово, что едва не стянул портки.
«Нет уж, игра не игра, а с голым задом, чтобы насмешить какого-то умника, который сейчас наблюдает за мной на каком-нибудь экране, помирать не стану».
Он с неохотой разлепил веки. Сначала встретился взором с преданно-грустными глазами шавки. А потом и с другим, насупленным и не особенно дружелюбным взглядом. Но вместе с тем каким-то светлым и пялящимся будто бы в самую душу. Принадлежал он той самой девчонке в сарафане, которая ринулась ограждать от неприятностей драгоценную собачью жизнь. Это именно она сейчас ухватила Денисову ногу так крепко, что едва не устроила мужской стриптиз посреди кипевшей вокруг сумятицы боя. Видать, снова решительно ринулась выручать псину. Скорее всего, первым пришедшим на ум способом. А это значило только одно – сейчас на авансцену должен был ворваться еще один непременный персонаж. И, едва успев подумать о няньке с саблей, Денис вскинул голову и увидел ее, несущуюся со всех ног. Прямо на него. Сильные руки ударили в грудь, вышибли из нее весь воздух – и повалили с ног. По инерции он успел схватить девицу в охапку, и вместе они так и хлопнулись в придорожную пыль. Только шавка взвизгнула. Да вроде бы еще что-то хрустнуло внутри.
– Какого лешего ты творишь?! – выдохнул он.