Несмотря на отсутствие каких-либо осложнений, роды длятся почти одиннадцать часов. Когда Еву ранним утром следующего дня везут на каталке, бог весть почему она считает лампочки на потолке: три, четыре, пять… Она узнает свою палату, приходит в себя, и первый ее вопрос: где ребенок? Но прежде чем больничный служитель успевает ей ответить, является врач с Алицей на руках. Ребенок спит, волосики слеплены засохшей кровью.
— Девочка абсолютно здоровая, — говорит врач с улыбкой.
Ева, подвинувшись, освобождает для Алицы на постели место и прикрывает ее. Не сводит с нее глаз. Доктор кивает на металлический столик, где стоит пластиковое ведро с розами.
— Цветы, видимо, принес ваш отец.
Ева вскрывает приложенный конверт и поднимает брови.
— Это не мой отец, — говорит она. — Это мой бывший учитель чешского.
Сегодня одна пациентка была на приеме в пятый раз за этот месяц. Только я ей вылечил упорные выделения, как появились бородавочки. Кроме того, у нее украли авто и уже две недели, как
Все годы, пока был с Евой, Джеф принимает душ два, а то и три раза на дню.
— Воняешь, спортсмен, — твердит она ему.
Как только Джеф возвращается с велосипедной прогулки, сразу бросает пропотевший костюм в стиральную машину, и, казалось бы, у Евы нет повода его подкалывать. Он раздевается, добавляет в барабан остальное грязное белье, устанавливает надлежащую программу и тщательно моется под душем. Однако, выйдя из ванной, обычно обнаруживает, что Ева в это время проветривала квартиру.
Бреется он каждое утро, но если намерен заниматься с ней любовью, приходится бриться и вечером.
— Царапаешься, — заявляет она ему, если он небрит, и поворачивается к нему спиной.
Джеф обиженно пялится в темноту и проезжает пальцем по пробивающимся усикам. Его отец и мать друг другу стригли ногти на ногах и пемзой устраняли затвердевшую кожу на пятках; естественно, и спину мыли друг другу. Ева в ванной запирается. Джеф не понимает этого.
— Если чего-то не понимаешь, спрашивай, — еще в ученические годы говаривал ему отец.
За время супружества с Евой он стал понимать, что о некоторых вещах лучше не знать.
После развода он раза два в месяц ходит в ночной клуб (впервые его туда привел пожилой коллега по фирме). Там всегда самое малое шесть-восемь девушек, значит, есть выбор — поначалу, правда, он удаляется в номер только с Эдитой. Их вечерние встречи становятся все более дружескими — Джефу уже не приходится ни принимать душ, ни тем более бриться. Эдита рассказывает ему о своей семье: ее отец страстный авиамоделист. Когда-то она на радость отцу тоже попробовала этим заняться, но, попытавшись бритвой укоротить
— Я не виноват, sugar,[29] — говорит он. — Так уж мы, мужчины, созданы. Все это жизнь.
Он никому никогда не говорил sugar, но в борделе это не имеет значения. В борделе почти ничего не имеет значения — именно это его и устраивает.
— Жизнь курва, — шепчет Эдита.