Игра на изумруд

Я присела на стул возле письменного стола и все-таки достала новые приключения Ника Картера. Но читать не стала. Из последних реплик… Нет, как-то это театральное слово не очень подходит к управлению полиции, хотя сегодня здесь настоящий цирк творится. Скажем так: из того, что я услышала, выходило, что случился побег. Вероятно, очень опасного преступника. Раз на него надели наручники – значит, опасен. Опять же ему хватило дерзости совершить побег. Но мимо дежурного он не проходил, в этом я отчего-то верила Матвееву. На окнах везде решетки, так что и через окно не выпрыгнешь, даже если отважишься прыгать со второго этажа.

Я отложила книжку и выглянула в коридор:

– Михаил Аполинарьевич!

– Да?

– А кто тут у вас сбежал? Опасный преступник?

– Ох! Как бы вам ответить? По большому счету он и не преступник. Но это только потому, что полиция не дала ему совершить преступление. Посетитель в ресторане сделался настолько пьян, что разбушевался и уже начал мебель ронять. А как ему замечание сделали, сразу драться захотел. Пришлось его в наручники нарядить.

– Так отчего тогда такой переполох?

– Да по большей части из-за наручников. Вы себе представьте, как по городу носится пьяный, без пальто, зато в наручниках. Что люди о полиции подумают? Ну и начальство само собой по головке не погладит. И вообще, не дело это, чтобы задержанные сбегали.

– А как он сбежал?

– Доставил его сюда урядник, по счастью мимо того ресторана проходивший и шум услышавший. Посадил задержанного на этот самый табурет и пошел мне докладывать. Я же по телефону в это время разговаривал, велел ему чуть обождать. А как я разговор закончил и урядник мне обо всем доложил, выяснилось, что в коридоре и вообще в управлении задержанного нет. И куда он пропал, никто ума приложить не может.

– А вы в кабинетах смотрели?

– Смотрели, – ответил Михаил Аполинарьевич и подозрительно на меня покосился. – Так ведь нет там никого…

– Боюсь, что невнимательно смотрели, – сказала я, – вы сюда взгляните.

Михаил, увидев мирно спящего «беглеца», почесал затылок, облегченно вздохнул, а потом и расхохотался.

– Вот же… Ну, грешен я, как раз сам сюда и заходил посмотреть, видел этого спящего, но, как и все, был убежден, что задержанный сбежал. А он взял да и поспать прилег! Нет, если бы я его видел, то сразу бы опознал. А так!

Помощник судебного следователя распорядился, чтобы поиск прекратили и задержанного увели спать в «холодную», справедливо рассудив, что разговора с ним сейчас все равно не получится.

– Вот ведь – смех и грех! – сказал он, наконец усаживаясь за стол. – Мы с вами здесь побеседуем, а то в нашем кабинете сейчас другой допрос ведется.

– А можно вопрос? Тут прямо сверху папка лежит с очень уж страшным заголовком…

– А, это! Это для особо любопытных. Вас это никак не касается, Дарья Владимировна, вам я и так поверил бы, что вы куда не следует заглядывать не станете, а раз спросили, то уж точно папку не открывали. Важных документов мы на столах никогда не оставляем, а это – для тех господ, которые порой, оказавшись без присмотру, излишнее любопытство проявляют. Да вы взгляните.

Я с некоторой настороженностью взяла в руки папку, озаглавленную «Дело о людоедстве», и открыла ее. На самой первой странице было изображено лицо полицейского, показывающего смотрящему кукиш. Шарж был сделан мастерски, и даже прототип узнавался легко: сам полицмейстер!

– Вот мне всегда было любопытно узнать, что бы сказал наш полицмейстер, если бы увидел эту карикатуру… – задумчиво произнес Михаил Аполинарьевич.

– «И кого же вы, господа, изобразили здесь в моем мундире?» – ответила я, подражая голосу полицмейстера.

– А что? Очень похоже. И по сути вопроса, и по голосу. Как вам удается так точно мужские голоса изображать?

В ответ я пожала плечами и хотела уже вернуть папку на стол, но из нее выпал листок.

– А, тоже забавный документ, прочтите, не пожалеете, – порекомендовали мне.

– «Медицинское освидетельствование, – прочла я. – На теле потерпевшего обнаружены синяки размером с пятикопеечную монету в количестве трех, синяк размером с гривенник, а также кровоподтек, формой и размером схожий с десятирублевой ассигнацией».

На этом месте документ обрывался, но ниже уже иными чернилами было написано: «Всего синяков на двадцать пять копеек».

А еще ниже кто-то приписал красным карандашом: «Что ж вы про кровоподтек не учли? Тогда сумма возрастает до десяти рублей с четвертным! А это уже деньги!»

Я рассмеялась:

– Это хорошо, что у вас сил достает и пошутить.

– И я так же думаю. Ну-с, приступим к делу? Что важного вы собрались мне сообщить?

Для начала я молча положила перед ним французскую газету, свернутую таким манером, чтобы нужная заметка сразу бросалась в глаза.

27