Игольное ушко

Глаза Годлимана засветились – так включается в темноте зала кинопроектор, – словно впервые с тех пор, как сюда вошел, ему понадобилось о чем-то задуматься.

– Это правильно, когда увозят детей и эвакуируют такие национальные достояния, как институт Бертрана Рассела. Но для меня уехать… это все равно что сбежать, позволив другим сражаться за меня. Я понимаю, моя логика несколько ущербна. Но здесь мы вступаем скорее в область ощущений, нежели логики.

Терри улыбнулся как человек, чьи ожидания полностью оправдались, и соизволил просмотреть меню.

– Боже милосердный! Что такое пирог Le Lord Woolton?

– Уверен: это все та же картошка, фаршированная овощами, – усмехнулся Годлиман.

Когда они сделали заказ, Терри поинтересовался:

– Что думаешь о нашем новом премьер-министре?

– Он законченный осел. Но Гитлер и вовсе дурак, а посмотри, кем стал. Сам-то как считаешь?

– Уинстон нас устраивает. По крайней мере он сторонник решительных действий.

– «Нас»? – удивленно вскинул брови Годлиман. – Ты что, вернулся к старым играм?

– А я, знаешь ли, никогда их и не бросал.

– Но ты же говорил…

– Перси, разве ты ничего не слышал о подразделениях, чьи офицеры дружно отрицают свою причастность к военной службе?

– Ух ты! Будь я проклят! И все это время?..

Им подали закуски и откупорили бутылку белого бордо. Годлиман ел своего вареного лосося в состоянии глубокой задумчивости.

– Все еще под впечатлением моей последней фразы? – прервал молчание Терри.

Годлиман кивнул.

– Да, вспомнил молодость, знаешь ли. Жуткие были времена.

Но в его тоне отчетливо звучала ностальгия.

– Нынешняя война совсем не похожа на ту. Мои парни больше не ходят по вражеским тылам, считая количество палаток, как ты когда-то. Впрочем, вру, ходят, конечно, но сейчас это уже не первостепенная задача. В наши дни мы все больше слушаем радио.

– Но разве радиообмен не зашифрован?

Терри только отмахнулся.

– Любые коды можно взломать. Проще говоря, так мы теперь узнаем обо всем, что нам необходимо.

Годлиман оглянулся по сторонам, но никто в зале подслушивать их не мог, да и не ему было напоминать Терри, что болтун – находка для шпиона.

Терри между тем заговорил:

– Но лично моя работа заключается в том, чтобы они не выведали у нас того, что им необходимо знать.

Как основное блюдо оба заказали пирог с курятиной. Говядина в меню не значилась. Годлиман отмалчивался. Разговор продолжил Терри:

– Канарис весьма забавный тип. Ну, ты понимаешь, что я говорю об адмирале Вильгельме Канарисе, главе абвера. Мне доводилось встречаться с ним еще до начала этой заварухи. Ему нравится Англия. И, как я подозреваю, не слишком нравится Гитлер. Насколько нам стало известно, ему поручено развернуть против нас масштабную разведывательную операцию с целью подготовки вторжения, но он не слишком усердствует. Их лучшего агента в Англии мы арестовали через день после объявления войны. Он и сейчас сидит в Уандсуортской тюрьме. В основном же шпионы Канариса для нас не опасны. Какие-то старухи из богаделен, свихнувшиеся фашисты, мелкое жулье…

– Остановись-ка на этом, старина, – перебил его Годлиман, которого начало слегка потряхивать от злости, смешанной с недоумением. – Ты некоторым образом переходишь грань дозволенного. Все это уже является секретной информацией. И мне ее знать ни к чему!

Терри его тирада ничуть не смутила.

– Хочешь чего-нибудь еще? – спросил он. – Я возьму шоколадное мороженое.

– Нет, мне и этого довольно, – возразил Годлиман поднимаясь. – Извини, но мне пора возвращаться к своей работе.

Теперь Терри посмотрел на него с холодной серьезностью.

– А тебе не приходило в голову, Перси, что наука пока может подождать с твоей новой интерпретацией правления Плантагенетов? В мире идет война, дорогой мой. Я хочу, чтобы ты работал у меня.

Годлиман какое-то время удивленно смотрел на него сверху вниз.

– И что же, черт возьми, ты поручишь мне делать?

Терри по-волчьи оскалился.

– Ловить шпионов.