Читаем Игнач Крест полностью

- Благоверный епископ новгородский Лука Жидята поучал: «Не будь у вас одно на сердце, а другое на устах. Не ссорь других, чтоб не назвали тебя сыном дьявола, помири, да будешь сын Богу». Сейчас, как никогда, нужно помнить эти мудрые слова…

- Истинно, истинно так, - закивал головой Юрий Иванович, а владыка только выжидающе посмотрел на посадника.

Степан Твердиславич тяжело вздохнул, но делать было нечего, и он приготовился уже продолжать свою искусную речь, когда Спиридон, моргая подслеповатыми серыми глазками, тихо, но внятно проговорил:

- Кровью сердца истекаю по сынам и дочерям нашим, погибающим в Торжке. Господа призываю явить свою милость и спасти их!

Степан Твердиславич шумно перевел дух, покраснел, побледнел и снова залился краской.

- Там не то что каждый день, там каждый миг дорог, - продолжал Спиридон, - а в посылке рати без одобрения вече ты мог бы оправдаться. Уговорил бы, например, князя Ярослава послать его дружину, а нет, так, не сгибая головы, понес бы кару…

Степан Твердиславич ничего не сказал в ответ, только набычился и задумался тяжело и глубоко.

Из этой задумчивости вывел его сдобный, мягкий голосок Юрия Ивановича:

- Вижу я, посадник, что у тебя все уже обмыслено, да только как еще остальные-то из Совета Господы решат. Я, к примеру, считаю, что помощь надо посылать, и чем скорее, тем лучше. Созвать вече, утвердить наше решение, назначить воеводу и посылать войско.

Степан Твердиславич ответил без раздражения, но мрачно и как-то устало:

- Ты прекрасно знаешь, что могучую силу шведского короля и орденских рыцарей сдерживают наши отборные полки. Если снимем сейчас их с границы, то всей своей мощью ударят нам в спину король и ливонцы. Тогда и Новгород погубим, и Торжок не спасем.

- Так оно, может, и так, - все таким же вкрадчивым голосом проговорил Юрий Иванович, - да ведь бывают случаи, когда не рассуждать надо, а действовать. Вот, к примеру, если увидит муж добрый, как стая бешеных волков терзает дитя малое, так не будет он рассуждать, как поступить ему, безоружному, а кинется спасать дитя. Правда ведь?!

- Верно, - сказал посадник, и лицо его стало наливаться темной яростной кровью. - Да только если этот муж добрый сам себе господин. А вот представь, что хозяин послал в дальний путь сего доброго мужа вместе со своим сыном и наказал пуще глаза беречь его. И если сын этот кинется на защиту дитяти, не обязан разве слуга задержать его какой бы ни было ценой? Ведь дитя все равно не спасти, а можно и хозяйского сына погубить, и самому погибнуть…

Юрий Иванович, только теперь перестав благодушно улыбаться, затеребил свою жидкую бородку и нерешительно спросил:

- Это кто же, например, хозяин, кто сын его, а кто слуга?

Степан Твердиславич уже полностью овладел собой.

- Господь Вседержитель - хозяин, Новгород - возлюбленный сын его, слуга - аз грешный, - сдержанно и твердо сказал он.

- Да-а, - задумчиво протянул Юрий Иванович, - похоже, слуга так бережет сына хозяйского, чтобы самому не попасть в зубы зверя, не схватиться с волками.

- Блажишь, старый, - грозно ответил посадник. - В трусости меня еще никто не обвинял. А вот о детище своем Новгороде пекусь, как о родном сыне.

Спиридон поднял свою сухонькую ручку, призывая бояр к порядку, и, чтобы предотвратить назревающий скандал, печально сказал:

- Прослышал я, Степан, что твоя дочь с отрядом новгородцев направилась к Торжку. Так ли это?

- Все правильно, владыка. Александра с соратниками должны разведать все о войске Батыевом…

Юрий Иванович испуганно охнул, а владыка, горестным взглядом поглядев на посадника, молча перекрестил его. За спиной Степана Твердиславича раздалось взволнованное покашливание и сопение. Он резко обернулся: не замеченные им в пылу спора, в палату уже входили все члены Совета Господы, шаги их заглушал мягкий ковер, устилавший пол. Привалившись к притолоке у входа, неподвижно застыл густобородый и плечистый тысяцкий Никита Петрилович, даже в архиепископских палатах не снявший тяжелого кожаного доспеха с набитыми на него стальными пластинами.

«Невелик теперь Совет Господы, - подумал Степан Твердиславич, - да каждого убедить надо».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза