Читаем Игнач крест полностью

— Всякий человек по-своему слова произносит, — говорил он. — Вот рыбачил я как-то на Оке, да, по правде говоря, где я только не рыбачил! Так про тамошних жителей даже поговорку сложили: «У нас в Рязани грябы с глазами, — их ядят, а они глядят».

— Цто верно, то верно, — засмеялся Евстигней, — цто с них взять. На Низу акают, в Рязани якают, в Ярославле окают.

— А новгородцы цокают, — улыбнулся Иоганн. — Верно? Интересные истории твои, Игнат Трефилыч, прекрасно слушать, только нам сейчас греческий огонь делать надо, а Евстигнею для него горшки готовить.

— А где же я их обжигать буду? Горн-то под снегом…

— Ты мастер — тебе и решать.

— А какие они должны быть, горшки эти? Какой величины, какого вида?

— Круглые, с мой кулак величиной. В середине дырочка быть должна. Мы через нее огненную жидкость заливать будем, а потом наглухо заделаем.

— А сверху ушко, чтобы шнур продеть, — добавила Александра.

— Такие можно, пожалуй, и в домашней печи обжечь, как я свистульки да игрушки в ней зимой обжигаю.

— И сколько тебе на это времени понадобится? — спросила боярышня.

— А сколько их нужно?

— Наших запасов штук на двадцать хватит, — ответил рыцарь.

— Что же, к заутру готовы будут, если поможете дрова колоть да носить.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Александра. — Тогда, Бирюк, мы успеем еще с твоими охотниками Ильину горку подготовить для полетов.

Дрова рубить вызвались Илья и Миша. Когда они надели кожухи, опоясались веревками и, заткнув за пояс топоры, выпрямились во весь свой рост, щуплый Евстигней забеспокоился:

— Смотрите, богатыри, вы мне весь березняк не переведите, а то размахается сила молодецкая, так вокруг меня голое место останется.

— Не боись. Мы твою рощу не тронем, дальше в лес пойдем.

— Ну, то-то!

Митрофан принес штуки полотна, и Александра с Марфой тут же приступили к работе: Ксюша достала из ларя тщательно завернутые в тряпицу большие ножницы, про которые знала загадку — «Что такое: два кольца, два конца, посредине гвоздик?», материю разложили на том же столе, где недавно вечеряли, и стали кроить. Остальные улеглись спать кто на лавках, кто на полу, накрывшись овчинами. Митрофан устроился так, чтобы не спускать глаз с Александры, но усталость взяла свое — ведь он не спал почти двое суток. Однако образ синеокой красавицы не оставлял его и во сне. Казалось, она стоит совсем рядом, но когда он протягивал руки, то касался не плоти, а воздуха, и это было так страшно, что Митрофан невольно вскрикивал. Услышав его стон, Марфа не забывала каждый раз перекреститься.

Из-под нависших бровей нет-нет да поглядывал на Александру Степановну своими глубоко посаженными горящими очами и Афанасий, который помогал рыцарю колдовать при колеблющемся свете лучины, смешивая разные порошки, тягучие смолы и разноцветные жидкости. Афанасия не клонило в сон — он привык к ночным бдениям в своей келье, когда он молился, пытаясь избавиться от дьявольского наваждения, но лик боярышни вновь всплывал перед ним, затмевая образы святых мучениц и самой Богородицы. Как только ни старался побороть свои мечты Афанасий, ничего не помогало.

Иоганн, в одной камизе[52], в шерстяных же штанах-чулках в обтяжку, в коротких шерстяных сапожках, перевязав на русский лад кожаным ремешком свои длинные прямые волосы, чтобы не лезли в глаза, делил готовую смесь на порции.

Евстигней монотонно крутил босыми ногами нижний гончарный круг, а на меньшем, верхнем, одетом на один штырь с нижним, делал довольно ровные полукруглые скорлупки, которые накладывал потом одну на другую и тщательно слеплял, приделывал петлю, протыкал дырку и ставил на деревянную доску; когда они немного обветривались, смазывал какой-то темной смолой, и вездесущая Ксюша относила их сушиться около печи.

Под утро Иоганн, закончив наконец изготовление своего адского зелья, вышел во двор, умылся снегом, розовевшим в лучах восходящего солнца, и с удовольствием вернулся в жарко натопленную избу. Возле печи уже возился Евстигней, отправляя в огонь первый десяток глиняных шаров для обжига. Надев кожаную рукавицу, он устанавливал их ухватом среди пылающих головешек. Илья и Миша натаскали столько дров, что казалось, их не спалить за целую зиму, но огненное чрево печи требовало все новой и новой пищи.

— Сколько же надо времени, чтобы изготовить настоящую глиняную посуду? — спросил рыцарь.

— Смотря какая посуда, — мигая усталыми глазами, ответил Евстигней. — Бывает, и две седьмицы надобно, бывает, и одну.

— А как же ты эти шары так скоро сработал? — удивился Иоганн.

— Так ведь у каждого гончара свое вежество есть…

— Я вижу, ты в своем деле большой мастер, что же ты здесь поселился, на отшибе?

— В Новгороде своих гончаров хватает, а тут самое бойкое место на дороге, что из Торжка в Новгород ведет. Товар у меня такой, что никто без покупки не уедет… А главное — глина здесь особая, голубая.

Евстигней, осмелев от доверительного и дружелюбного тона рыцаря, сам решился спросить:

— А что за нужда тебя, боярин, из твоей отчины потянула, стала бросать по белу свету?

— Воли искал и ищу, Бвстигней, воли.

Перейти на страницу:

Похожие книги