Игла смерти

Проще всего в архиве академии оказалось найти материал о перветине – производной от метамфетамина. Это был сильнейший стимулирующий препарат на основе наркотических веществ, массово поставлявшийся в войска Германии. Благодаря ему у солдат и офицеров вермахта обострялись чувства, появлялся прилив сил, бодрости, уверенности в себе; солдаты ясно и рассудительно мыслили даже после двух суток отсутствия сна и отдыха. Распространял и внедрял перветин в военной сфере Отто Ранке – директор Берлинского института общей и военной физиологии.

– Средство Taleudron. Применяется при дизентерии, колитах, гастроэнтеритах… Господи, язык и голову сломаешь! – теряя терпение, воскликнул Костя Ким. – Не то. Все не то! Средство Romigal. Применяется при снижении температуры, воспалениях, для предупреждения инфарктов, инсультов. Не то. Обезболивающее средство в ампулах Eukoda. Рядом, но опять не то. Упаковка ампул с морфием. 10 штук. Совсем горячо…

В пятницу 24 августа распорядок дня у оперативников повторился с точностью до получаса. Ровно на столько раньше прибывал на Ленинградский вокзал пассажирский поезд из Великого Новгорода.

К прибытию состава пары расположились по-другому: Васильков с Горшеней дежурили у входа в вокзал с перронов, а Старцев с Егоровым торчали в буфете. В томительном ожидании медленно текли минуты.

– Ты замечал, что буфетчицы всех вокзалов одинаково ненавидят голодных пассажиров? – спросил Егоров, наблюдая за крутобокой буфетчицей в накрахмаленном халате.

– Факт, – лениво откликнулся Старцев. – И, по-моему, он касается не только вокзальных буфетов. Ненависть и грубость – девиз общепита.

– Не соглашусь. В ресторанах по-другому.

– Рестораны – особняком. Там степень ненависти регулируется размером чаевых.

Покуда к перрону не подошел поезд, смотреть по сторонам не было смысла. У касс опять собрались два десятка человек, столько же отирались в буфете и под вывесками почты с телеграфом, у высоких дверей входа прогуливались патрульные милиционеры. Само же длинное здание вокзала из-за пугающей пустоты казалось заброшенным. Только несколько воробьев, каким-то чудом проникших внутрь огромного пространства, чирикали и летали под сводами крыши от одного окна к другому.

Наконец равнодушный женский голос скороговоркой объявил о прибытии пассажирского поезда из Великого Новгорода. Снаружи донесся протяжный паровозный гудок. И тотчас с улицы через вокзал потянулись встречающие.

Егоров спешно допивал чай. Старцев доедал пирожок с капустой, купленный после сказанной с выражением фразы «Голодному Федоту и пустые щи в охоту».

Через несколько минут опустевшее здание внезапно наполнилось скрипом дверей, топотом, шарканьем обуви о ступени, голосами, детскими криками.

Первых прибывших в Москву пассажиров оперативники встретили спокойно – их было немного, и каждого взгляды милиционеров успевали ощупать сверху донизу. Потом поток набрал силу, и пришлось покинуть буфетный столик.

Авиатора Старцев с Егоровым углядели в толпе одновременно. Его скорое появление стало большим сюрпризом, несмотря на то, что было ожидаемо и желанно. Не заметить Гулько было сложно. На этот раз он не маскировался, как в прошлый приезд, а пер напропалую. И не просто пер, а летел, будто за ним кто-то гнался от самого Новгорода.

– Он заметил наших! – догадался Егоров.

И верно – метрах в пятнадцати позади Авиатора таким же быстрым темпом топали Васильков с Горшеней.

– Давай, Вася, догоняй! – не поспевая за товарищем из-за проклятой ноги, скомандовал Старцев. – Его надо перехватить!

Покуда шли наперерез и сближались, не переставали удивляться странному виду и необычному поведению курьера. Судя по прошлым встречам, он был хитер и осторожен, а сегодня вдруг появился на вокзале без плаща, без головного убора и весь растрепанный. К выходу на Комсомольскую площадь он не семенил на полусогнутых ногах, а торопливо топал широкими аршинными шагами. В левой руке он держал пиджак, а в правой вместо чемоданчика мотался выцветший солдатский вещмешок. Эта была единственная вещица, роднившая его с толпой, потому как в послевоенное время с вещмешками ездили по делам многие мужчины любых возрастов. Все остальные параметры: рост, худоба, нервозность и торопливость – выдавали Авиатора с головой.

Быстро приближаясь к выходу, он беспрестанно озирался по сторонам и словно не видел шедшего наперерез Егорова. «Нагоним, никуда не денется!» – был абсолютно уверен в своих силах Василий. Его правая рука уже нырнула под полу пиджака и нащупала рукоятку торчащего за поясом пистолета. Он очень надеялся на то, что в здании вокзала палить не придется, но кто знает, сколь решительно настроен Борис Гулько?..

Внезапно слева – на десяток шагов ближе к выходу – случилась заминка. Кто-то кого-то толкнул, тот упал; идущие следом налетели на упавшего… Крики, ругань, свара.

Поток замедлил движение, уплотнился. Оперативники лавировали меж людей, пробираясь к мелькавшей голове Авиатора. Казалось, будто он рядом, протяни руку – и достанешь. А добраться до него сразу не получалось.