Игемон

Предсмертным? Говорят, звёзды наиболее сильно сияют перед своей кончиной, а потом превращаются в белых карликов. Так и эта, решила подарить последнюю вспышку тем, кто видит. Но Игемон, подобно звезде, вовсе не собирался превращаться в белого карлика. И, что значит: последнее сияние? Ведь Господь знает, что он, грешный Лаврентий, сможет для страны и для русского народа сделать ещё столько, что никому мало не покажется. Зачем же потакать истинным врагам России и загубить «Атомный щит» в самом начале существования? В чём смысл? Или все они, верные партийцы, работают по плану Алена Даллеса, о котором Лаврентию Павловичу доложили ещё в 1945 году? В сознании снова всплыли строки из «утопических» сочинений этого ненавистника русской страны:

«…мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство. Национализм и вражда народов, прежде всего вражда к русскому народу — всё это расцветёт махровым цветом…»

Хотя сейчас эти демонические мыслишки уже перестали казаться какими-то утопическими, поскольку план Даллеса начал работать, как часовой механизм бомбы, заложенной в подсознание русского народа.

Чем же так неугодна Россия мировому агрессору, старающегося объявить себя властелином мира? Видимо, этим ублюдкам, почитателям сатаны, необходимо именно такое существование за счёт разжигания войн по всему миру. Но ведь в России были уже проходимцы, как, например, Ульянов-Бланк или Троцкий-Бронштейн, которым вся страна нужна была лишь как «топливо для мирового пожара». А что же товарищ Сталин, он сам — Лаврентий Павлович — и многие другие соратники, не желающие записываться в команду уничтожителей человечества? Ведь все они принадлежат к той же партии?

— К той да не той! — ответил сам себе Игемон. — У товарища Сталина появилась возможность очистить правящую элиту от жидовья, конкретно взявшегося за уничтожение русского народа подчистую.

Скорее всего, эта необъявленная война против населения страны началась для того, чтобы создать на очищенной территории новый хазарский каганат, полностью уничтоженный первым казаком князем Святославом ещё в 965 году.

Вот и не могут с тех пор жиды найти себе покоя, покуда не уничтожат русский народ полностью. Недаром они стали повсеместно внедрять в русскую разговорную речь матерщину, уверяя всех слушающих, дескать, это исконно-русское проявление характера, то есть русская традиция, равно как и воровство. К сожалению, многие прислушивались и даже верили в речи провокаторов. Это началось довольно давно. Ещё Елизавета Петровна, понимая, что с кончиной русского языка исчезнет нация, издала Указ, по которому любого матершинника физически лишали языка. Подействовало. Но ненадолго. Слишком уж запретный плод сладким казался для смутьянов, которым лишь бы выступить против. Хотя такие убеждения, порой, выглядели просто по-идиотски. В этом плане Иосифу Виссарионовичу удалось прекратить внедрение тотального разврата в круги населения. К сожалению, не всё так быстро получается, как хотелось бы.

— О чём думаешь, грешный? — раздался в камере тихий голос. — Чиста ли совесть твоя?

Лаврентий Павлович резко повернулся на звук и увидел возле дверей в камеру фигуру в монашеской одежде с куколем[27] на голове и наплечниками. Более того, на куколе белой краской был изображён крест, а по краям на чёрной материи виднелись такие же белые буквы старославянского шрифта. Монашеская ряса была подпоясана вервицей, а поверх виднелся параман,[28] на котором также был изображен белый крест, копьё Лонгина, держава и в подножии креста виднелся человеческий череп. Похоже, что к заключённому в гости пожаловал схимонах, только Лаврентий Павлович не слышал, как он вошёл.

— Полагаю, монаха мне прислали для исповеди перед расстрелом? — полюбопытствовал Игемон. — Это кто такое умудрился выдумать, — Никита Хрущёв-Перелмутер или предатель Родины господин Жуков?

— Нет, я сам изволил, — просто сказал схимонах, но голос его звучал как-то глухо. Возможно, из-за капюшона, скрывающего лицо вошедшего. К тому же, несмотря на горевшую лампочку в нише за проволочной решёткой, в камере царил полумрак.

— Я не думаю, — продолжал монах, — что здесь, в Алёшкинских казармах, есть хоть кто-то из священства. Только одни упыри.

— Вот как? — удивился Игемон. — Чем же моя персона вас заинтересовала, и как вы вошли?