Игемон

Вероятно, он и ранее был склонен к другой жизни, опять же, не случайно по его собственным словам он «человек был простой, без всякого научения, и видом угрюмый».

Престарелые родители кормильца отпустить не пожелали, благословения своего Василию не дали. Но юноша уже не принадлежал себе, и в 1785 году тайно уходит из деревни, оставив жену и троих детей. Пешком, кормясь подаянием, добирается до Петербурга, падает в ноги своему барину — действительному камергеру Льву Нарышкину, служившего при дворе самого Государя обершталмейстером. Какими словами увещевал беглый крестьянин своего господина, неведомо, но вольную получил, перекрестился и отправился в путь. Будущий предсказатель проходит пешком по Руси и добирается до Валаамского монастыря. Там он принимает постриг с именем Адама. Прожив год в монастыре, он «взем от игумена благословение и отыде в пустыню». Несколько лет живёт он в одиночестве, в борьбе с искушениями. «Попусти Господь Бог на него искусы великие и превеликие. Множество тёмных духов нападаше нань».

И в марте 1787 года было ему видение: два ангела вознесли его и сказали ему: «Буди ты новый Адам и древний отец Дадамей, и напиши яже видел еси; и скажи яже слышал еси. Но не всем скажи и не всем напиши, а токмо избранным Моим и святым Моим; тем напиши, кои могут вместить Наши словеса и Наша наказания. Тем и скажи и напиши. И прочая таковая многая к нему глаголаша».[11]

А в ночь на 1 ноября 1787 года (…в лето от Адама 7295) было ему ещё одно «дивное видение и предивное», длившееся «не менее тридесяти часов». Поведал ему Господь о тайнах будущего, велев донести предсказания эти народу:

«Господь же… рече к нему, сказывая ему тайная и безвестная, и что будет ему и что будет всему миру».

И от того время отец Авель стал вся познавать и вся разуметь и пророчествовать».

Покинул он пустынь и монастырь, и пошёл странником по земле православной. Так начал вещий монах Авель путь пророка и предсказателя.

«Ходил он тако по разным монастырям и пустыням девять годов», пока не остановился в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии. Вот там, в крохотной монастырской келье, и написал он первую пророческую книгу, в которой предсказал, что царствующая Императрица Екатерина II скончается через восемь месяцев. Показал эту книгу настоятелю новоявленный предсказатель в феврале 1796 года. И поехал вместе с книгой к епископу Костромскому и Галицкому Павлу, поскольку настоятель решил, что у того сан поболе и лоб повыше, пускай разбирается.

Епископ прочитал и постучал по лбу посохом. Конечно же, Авелю, дополнив своё мнение выразительной фразой, которая в подлиннике до нас не дошла. Видимо, никто такое количество бранных слов записать не решился. Епископ Павел посоветовал провидцу забыть о написанном и возвращаться в монастырь — грехи замаливать, а перед тем указать на того, кто научил его такому святотатству.

Но «Авель говорил епископу, что книгу свою писал сам, не списывал, а сочинял из видения; ибо, будучи на Валааме, пришед к заутрени в церковь, равно как бы апостол Павел восхищён был на небо и там видел две книги, и что видел, то самое и писал…».

Епископа перекосило от такого святотатства — надо же, пророк сиволапый, на небо он был «восхищен», с пророком Павлом себя сравнивает!

Не решившись просто уничтожить книгу, в которой были «различные царские секреты», епископ накричал на Авеля:

— Сия книга написана смертною казнию!

Но и это не образумило упрямца. Вздохнул епископ. Сплюнул. Чертыхнулся сгоряча. Перекрестился и вспомнил об указе от 19 октября 1762 года, который за подобные писания предусматривал расстриг из монахов и заключение под стражу. Но тут же всплыло в голове епископа, что «темна вода в облацех», кто его знает этого пророка. Вдруг и впрямь ему что-то тайное ведомо, всё же пророчествовал не кому-то, самой Императрице! Епископ Костромской и Галицкий ответственности не любил, поэтому сплавил упрямого пророка с рук на руки губернатору.

Губернатор, ознакомившись с книгой, не пригласил автора к обеду, а дал ему по физиономии и посадил в острог, откуда бедолагу под строгим караулом, чтобы по дороге речами неразумными и предсказаниями бредовыми людей не смущал, доставили в Петербург.

В Петербурге нашлись люди, искренне заинтересовавшиеся его предсказаниями. Они служили в Тайной Экспедиции и старательно записывали всё сказанное монахом в протоколы допросов. Во время допросов следователем Александром Макаровым простодушный Авель ни от одного своего слова не отказался, утверждая, что мучился совестью девять лет, с 1787 года, со дня видения. Он желал и боялся об одном гласе сказать Ея Величеству. И вот в Бабаевском монастыре всё же записал свои видения.