If you try to break me, you will bleed (ЛП)

Он медленно вдохнул. Девять. Ты хранила эту тайну целых шесть лет. Но теперь…

Санса всегда беспокоилась о Роббе. Но единственным человеком, с которым она могла быть собой, был Джон. Они часами гуляли в Богороще; они вели себя так открыто друг с другом, будто знали каждую деталь, каждый секрет друг друга. Когда они что-то предлагали, то сначала обсуждали это между собой, договариваясь обо всем.

— Ты любишь его, — внезапно понял Нед, — И вовсе не как брата.

Санса моргнула, но её удивление быстро скрылось за резкостью.

— А что если и так?

— Ты любишь его, — медленно произнес он, — А Джон? Он тоже тебя любит?

Ей не нужно было говорить, потому что ответ был написан на её лице.

— Вы любите друг друга, — выдохнул он, — Как давно, Санса?

После Королевской Гавани? Или еще раньше?

— Я не знаю, — ответила она, хотя цвет её лица сложно было назвать нормальным.

Нед не мог не вспомнить Лианну, когда Рейгар надел на неё корону из зимних роз. Как на её лбе появились морщинки, как сжались губы — что-то яркое и печальное одновременно.

— Я не знаю, когда это случилось, отец, но я правда его люблю. И он никогда не ранил меня, и я никогда не ранила его. Мы… мы счастливы вместе.

Ты же принцесса. А он незаконнорожденный сын моей сестры. О, Санса, неужели ты не могла полюбить кого-то другого?

— Пожалуйста, — сказала Санса, — Расскажи правду. Не только ради себя, но и ради других.

Нед едва не вздрогнул.

— Я не…

Я не смогу.

— Я постараюсь.

— Ты расскажешь, — сказала она, и в её голосе была железная уверенность, которую Нед никогда раньше не слышал от дочери, — Ты расскажешь, и очень скоро. Пожалуйста, отец. Я бы предпочла, чтобы когда мы рассказали о наших чувствах, нас не обвинили в грехе, как Ланнистеров.

Он поморщился от её слов.

— Хорошо, я понимаю.

— Хорошо, — Санса повернулась к двери, — Тогда увидимся вечером.

— Да, — сказал Нед, и на этом все закончилось.

***

Он рассказал Кейтилин, когда она молилась в септе.

Кейтилин слышала и не слышала одновременно. Она так долго ненавидела женщину, из-за которой Нед нарушил клятвы, а сейчас узнала, что никакой женщины не было. И хотя правда её обрадовала, то, что она так долго жила во лжи, ранило.

— Почему ты ничего мне не сказал? — спросила она.

— Потому что тогда я тебе не доверял, — ответил Нед, и Кейтилин показалось, что она сейчас расплачется.

Ну почему её милый, добрый и благородный муж не может хоть раз сдержать свои слова? Неужели он не может хоть раз в своей жизни солгать ей?

— …а потом я не хотел даже думать об этом, и…

— Ты эгоист, — отрезала она. Нед выглядел удивленным, но она продолжала, не давая ему вставить хоть слово, — Ты не хотел, чтобы я разочаровалась в тебе. Ты смог бы жить без моей любви, но не без моего уважения. И поэтому ты не стал рисковать.

Он посмотрел на неё так печально, что ей захотелось накинуться на него и расцарапать все лицо.

— Восемнадцать лет, — прошипела Кейтилин, — я растила мальчика, которого ненавидела. Я считала его живым доказательством моего позора. Я имела право злиться на него, милорд. И я злилась на него всю его жизнь, я презирала его и ненавидела. Но в этом есть не только моя вина. Ты тоже виноват в том, что у него было несчастное детство. Я так долго винила себя, но как же ты? Разве ты не виноват? Как много еще ты скрывал от него? От меня? От всех нас?

Она не стала дожидаться его ответа, а лишь развернулась и направилась к выходу.

Другая женщина спросила бы: А как же я? Ты лгал мне целых двадцать лет, а теперь вдруг рассказываешь правду. Как я могу простить такое предательство?

Но Кейтилин не зря носила имя Талли. Она была пропитана чувством долга и чести. И она могла злиться на него, за то, что была несправедлива к бастарду, которого так и не смогла полюбить. Она могла обвинить мужа в том, что он запятнал её честь. Но она не могла заставиться себя спросить его, когда же он решил, что она недостойна правды.

Люди говорили, что Эддард Старк был самым благородным из всех лордов.

Ты можешь заставить их так думать, подумала Кейтилин и едва сдержала эти слова, Ты можешь притворяться честным, но это не так… Ты честен только тогда, когда тебе это выгодно… И это вовсе не честь и благородство.

— Кейтилин… — начал Нед, положив руку ей на плечо.

Она резко отстранилась от него.

— Уйди, — приказала она, сверкая глазами. Она провела достаточно времени на севере. Пусть Нед увидит, каково это, когда на тебя смотрят ледяными глазами. Кейтилин могла быть Старком даже здесь, в септе, которая была частью её южных кровей.

— Пожалуйста, — мягко попросил Нед.

— Уходи, — повторила она снова, и плечи Неда поникли.

Он медленно пошел прочь, и когда Кейтилин осталась одна, то мелко задрожала. Она упала на колени, спрятала лицо в ладони и позволила себе заплакать.

Она оплакивала маленького мальчика, так рано встретившего несправедливость. Оплакивала свою любовь, которую предали. Оплакивала Неда, совершившего ошибку, из-за которой произошло так много ужасных вещей.

Рыжеволосая женщина плакала на каменном полу, а красные листья тихо шелестели, в такт её всхлипам.

***

Нед рассказал детям в тот же вечер.