Иезуитский крест Великого Петра

Возможно, ответ на этот вопрос даст в какой-то степени рассказ датского посла Вестфалена, записанный, правда, по поводу других событий и несколько позже, но все же, на наш взгляд, освещающий истинные помыслы Екатерины Алексеевны в эти годы. Посол рассказывал, что Екатерина, собираясь следовать с Петром за границу (речь идет о событиях января 1716 года, к рассказу посла мы еще вернемся), боялась оставить в России Алексея, который, в случае смерти Петра, овладел бы престолом во вред ей и ее детям.

Можно предположить, что он ждет встречи с женой, но его чувства остужают вынужденной разлукой, или иные какие причины и виды на то были: о них судить не беремся.

Царевич принимает участие в финляндском походе государя, затем едет в Москву выполнять его поручения. Со всяким прилежанием врученные ему дела исполняя как можно скорее, Алексей Петрович в течение лета после поездки с отцом в Або наблюдает за рубкой леса в Старой Руссе и Ладоге. Лес идет на постройку кораблей.

Отец, зная, что принцесса София-Шарлотта прибыла в Россию, приказывает сыну находиться в Новгородской губернии.

XVI

Только в начале августа Алексей прибывает в Петербург, где с июня его ждет жена. Супруги живут во дворце, неподалеку от церкви Божией Матери всех скорбящих.

По прибытии царевича в новую столицу по городу из уст в уста расходится молва о враждебных отношениях между отцом и сыном. Подмечают и начинающийся разлад в семье царевича. Нельзя не согласиться с М. П. Погодиным, заметившим, что продолжительная разлука с женой (полтора года) вскоре после брака не могла не иметь вредного влияния на их отношения.

Царевич скрытен более прежнего. В переписке с друзьями используется даже «цифирная азбука».

Он коротко сходится с энергичным А. Кикиным, брат которого ранее был казначеем царевича. Новый друг — злейший враг отца (А. Кикин был близок царю, но попал в опалу).

Оппозиция Петру, возлагающая все свои тайные надежды на молодого наследника, собирается подле него. В кругу лиц, близких царевичу Алексею во время его жизни в Петербурге, мы видим также князя Василия Владимировича Долгорукого, царевну Марию Алексеевну (она держит связь с Суздалем и оказывает немалое влияние на царевича. Не упустим из виду и следующую деталь: А. Кикин, один из петербургского кружка лиц, близких Алексею, казнен будет ранее других в Москве, с лицами, проходящими по «суздальскому делу»).

Царевич старается отклонить всякое сношение с матерью, но связь все-таки была. Сестра жены учителя его Вяземского, Марья Соловцова, передаст ему от матери без всякого письма молитвенник, книжку, две чашечки под водку, четки и платок. Об этом пишет Н. Костомаров. Он же сообщает, что царевич посылал матери два раза по несколько сот рублей через царевну Марью Алексеевну.

Жена не имела на него особого влияния. У нее был свой двор, состоящий исключительно из немцев, при ней постоянно находилась ее подруга Юлиана Луиза остфрисландская, которая настраивала ее против русских и супруга.

В кругу близких лиц царевич под пьяную руку говорил с негодованием: «Вот чертовку мне жену навязали! Как к ней приду, все сердитует, не хочет со мною говорить! Все этот Головкин с детьми! Разве умру, то ему не заплачу и сыну его Александру: голове его быть на коле, и Трубецкому… Они к батюшке писали, чтоб на ней мне жениться».

Алексей советовал ей уехать от него на родину.

Пытаясь избежать отца и мачехи и их людей, Алексей, когда надо было идти на парадные обеды к государю или князю Меншикову, говорил: «Лучше бы мне на каторге быть или в лихорадке лежать, чем туда идти».

София-Шарлотта по-своему хотела сделать добро ему и направляла на путь истинный, чем вызывала еще большее его недовольство. Не могло не задевать его и то, что при дворе он и жена не пользовались особым почетом. «Екатерина и Меншиков, — пишет М. П. Погодин, — старались, кажется, причинять им много неудовольствий, огорчений и даже оскорблений. Сказалась, видно, уже вообще перемена в расположении к царевичу. По крайней мере царевич так описывал свое положение при дворе: «Отец мой и царица так обходились с моею женою, заставляя ее служить как девку, к чему она, по своему воспитанию, не привыкла; следовательно, очень огорчалась; к тому же, я и жена моя терпим всякой недостаток». М. Семевский приводит свидетельства современников, что в спальню Софии-Шарлотты протекал дождь.

К Петру I пишет она письмо о завистниках и преследователях: «Бог моя надежда на чужбине! И так всеми покинута! Он услышит мои сердечные вздохи и сократит мои страдания!» (письмо приведено М. П. Погодиным).

Алексей замкнут, сосредоточен. Раздраженный вином, позволяет очень опасные откровенности:

— Близкие к отцу люди будут сидеть на кольях. Петербург недолго будет за ними.

Ему замечали, что при таких речах и ездить к нему страшно. Перестанут навещать его.

Он отвечал:

— Я плюю на всех, здорова была бы моя чернь. Ему сочувствуют среди знати. Сочувствуют те, кто недоволен возвышением А. Меншикова: из родов князей Голицыных, Долгоруковых.