Иерусалимский ковчег

— Не знаю, — развела руками моя подруга. — Похоже на то, что намерения-то у него серьезные. Он ей конфеты возит каждый день из кондитерской, что на Невском. Она мне сама рассказывала. Кольцо ей подарил. Золотое даже, по-моему!

— Так порадуемся за них, — пожал я плечами.

— Не нравится мне он, — поморщилась Мира. — Глаза у него черные, колючие. Злые такие, — она задумалась, подбирая нужное слово. — Волчьи. Все время в черном ходит, табаком от него за версту несет, и бакенбарды у него такие противные, рыжие! Фу! — она скорчила гримасу и отвернулась. — Я гадала на него, — добавила Мира. — Плохое выходит. Не нравится мне это! К тому же, по-моему, девушка беременна. Ее то тошнит, то она в обмороки падает. Кошмар!

Тогда я к ее словам не прислушался, но позже мне приш— лось об этом пожалеть и довольно горько!

В Москву мы с Кинрю ехали на перекладных и даже развлекались вовсю. Я передавал ему всяческие светские сплетни и анекдоты, он рассказывал мне о своей самурайской жизни. К тому же я вдосталь наупражнялся в японском, который у меня немного хромал.

Кинрю всю дорогу пытался вовлечь меня в свою драгоценную вай ки, смысла которой я окончательно так и не понял. Зато от ее решетчатой доски у меня рябило в глазах. Эти квадратики мне уже снились во сне всю дорогу. К этому времени я уже сомневался, что лучше: видеть во сне масона-убийцу или расчерченную доску японца.

— Все дело в различии западной и восточной психологии, — заключил мой высокообразованный Кинрю, сложив, наконец, свою доску и убрав ее в саквояж. От чего я Господа Бога возблагодарил и перекрестился. Но спорить с самураем не стал, хотя и считал Россию державой скорее восточной, чем европейской.

— Как полагаешь, — спросил я японца, — найдем мы мошенника-заику?

— А куда он от вас, Яков Андреевич, денется? — потянулся Кинрю и, зевнув, сказал уверенно: — От нас-то еще никто не уходил.

Я задумался. Пожалуй, Юкио был в самом деле прав. Со всеми своими делами я обычно справлялся почти что без осложнений. Но это поручение казалось мне особенно ответственным, поскольку от него зависела судьба целой организации.

В Торжке на станции не было лошадей, отчего и вышла задержка.

— Черт знает что такое! — ругался я про себя, расположившись в кресле. — Время-то не ждет, — объяснил я Кинрю свое раздражение.

Он понимающие взглянул на меня своими проницательными глазами и ничего не сказал.

В комнату вошел камердинер:

— Желаете чего? — любезно осведомился он, покосившись на азиата с нескрываемым подозрением. Кинрю его взгляд проигнорировал, привык уже с тех пор, как со мною приехал в Россию.

— Смотрителя! — сказал я рассерженно. — И лошадей!

— Я передам, — смиренно ответил камердинер и вышел вон, плотно притворив за собою дверь.

Через несколько минут появилась смотрительша в коричневом платье из барежа, укутанная по пояс в пуховую шаль.

— Дмитрий Савельевич сейчас подойдет, — заверила она нас. — Может, пока чайку попьете? — залебезила она. — Сейчас и чемоданы принесут, — ее голубые глазки так и бегали. Очень мне это не понравилась, словно скрывала она что-то от нас, камень за пазухой прятала.

Я отказался:

— Не надо чая. Лучше передайте своему Дмитрию Савельевичу, чтобы поторопился!

— Как вашей душеньке угодно будет, — слащаво протянула она, попятилась к двери и выскользнула в коридор.

Чемоданы действительно вскорости принесли, но смотритель так и не появился. Я тысячу раз пожалел, что не отправился в путь в собственном экипаже.

— Что вы об этом думаете? — обратился ко мне Кинрю. — Это чисто русское дорожное приключение, ставшее притчей во языцах, или что-то еще? Неужели нам кто-то каверзу подстроил?

— Не знаю уж, что и думать, — пожал я плечами. Мне было ужасно душно в своем плотном шерстяном сюртуке, полы которого доходили мне до самых колен. — Скорее всего, Дмитрий Савельевич вымогает взятку. Шел бы уж поскорее, да и дело с концом! Я бы не пожадничал, лишь бы вырваться быстрее из проклятой этой дыры!

— Да уж, — согласился Кинрю, расположившись на обитом кожей диване. Он устроился поудобнее и запрокинул ноги на стол.

Дверь снова скрипнула, и Кинрю немедленно убрал ноги на место.

На пороге появился высокий розовощекий господин средних лет, приятной наружности в новеньком сюртуке, из под которо— го выглядывал красивый жилет. Круглое, лощеное лицо его расплылось в слащавой улыбке:

— Приносим свои глубочайшие извинения за вынужденную задержку!

«Так, значит, Дмитрий Савельевич все-таки изволили к нам пожаловать!» — удовлетворенно подумал я, встал со своего места и поспешил навстречу смотрителю.

— Какие возникли сложности? — спросил я его как можно спокойнее.

— Лошадей нет, — развел он руками. — Как только сдаточных приведут, я вас, господа, в первую очередь и отправлю, — пообещал Дмитрий Савельевич, не глядя в глаза.

Тогда я и понял, что дело плохо и взяткой здесь не откупишься. Пару минут спустя мы снова остались наедине с Кинрю.

— Что же вы ему денег не предложили? — обескураженно осведомился японец.

— Сдается мне, — сказал я задумчиво, — что дело здесь не в деньгах.

— А в чем же? — удивился японец.