Иероглиф смерти

Щенок с искусственным, фосфоресцирующим глазом и разрезанной спиной, из которой торчали стальные позвонки. Черепаха, панцирь которой был откинут, как панель, и обнажал начинку из проводков, спаек и клемм. Огромный красный краб, тело которого заканчивалось беличьими лапками и беличьей головой с оскаленной окровавленной пастью. Какой-то пушистый длинноухий зверек, стоявший на четырех лапах, вместо морды у него было приделано пластиковое кукольное лицо с высунутым язычком, который мелко вибрировал. Расколотое черное пластиковое яйцо, из которого выглядывал перевитый проводками цыпленок. Но самым страшным экспонатом была гусиная голова, стоявшая на черном постаменте, под стеклянным колпаком. Голова была живая и то и дело поворачивалась то левой, то правой стороной, словно хотела получше разглядеть Марию.

От ужаса в горле у Маши перехватило дыхание. Резкий окрик вывел ее из оцепенения:

– Какого черта вы тут делаете?

Маша вздрогнула и обернулась. На пороге комнаты стоял Багиров, и в правой, чуть приподнятой руке его мерцал лезвием нож.

– Что… – Голос Марии сорвался. – Что это за твари?

– Это то, чем я занимаюсь в свободное от работы время, – сказал Виктор. – Но вас я сюда не приглашал.

За спиной у Маши снова что-то тихо зажужжало, а затем послышался странный звук, похожий на человеческий вздох. Маша побледнела. Заметив это, Багиров усмехнулся и сказал:

– Это всего лишь механические игрушки. Хотя для меня они скорее произведения искусства.

– Сшить краба с белкой и научить получившуюся тварь щелкать зубами – это, по-вашему, искусство? – хрипло проговорила Маша.

Багиров опустил нож.

– Таксидермист становится художником тогда, когда в его работе прослеживается идея, а само произведение наделено смыслом.

– И в чем здесь смысл?

– Я художник, а не критик. Я создаю свои механические скульптуры, критики – интерпретируют. Чучела животных – материал, с которым я работаю. Вот и все. Мне нравится оживлять мертвую плоть, скрещивая ее с электроникой и механикой. Пусть это еще не жизнь, но уже и не смерть.

Слова Багирова ужаснули Машу, но она нашла в себе силы сохранить спокойствие. Чуть прищурив глаза, она поинтересовалась:

– Воображаете себя Господом Богом?

Багиров усмехнулся.

– Многие мнят себя богами, Мария Александровна. Вот только совершенные формы пока создает только природа.

Слева от Марии снова кто-то зашевелился. Она скосила глаза и увидела чучело белого волка, вернее – половину чучела, так как передняя часть зверя словно выпрыгивала из стены. Глаза зверя, казавшиеся совершенно живыми, смотрели на Машу, и в них горел хищный, алчный огонь. Встретившись с Машей взглядом, волк зарычал.

Любимова с трудом отвела взгляд от «механической игрушки».

– А как насчет людей? – спросила она вдруг. – Что мешает вам использовать их в качестве материала?

– Из человека сделать чучело невозможно, – сказал Багиров.

– А как же вождь пролетариата, который лежит в мавзолее?

– Его делали не таксидермисты, а бальзамировщики, люди совершенно другой профессии.

Багиров перевел взгляд на белого волка, застывшего в прыжке, и задумчиво проговорил:

– Иногда жизнь и смерть ничем не отличаются друг от друга. Некоторые из нас мертвы еще при жизни. А другие… просто не способны умереть.

И снова Мария услышала тихое жужжание. Поискав глазами, она с удивлением обнаружила, что не видит источника звука. Однако в дальнем конце комнаты она обнаружила еще одну дверь.

– Вам пора идти, – сказал Виктор.

Маша взглянула на таксидермиста, и ей показалось, что лицо его странно напряглось.

– Да, – вымолвила она. – Мне действительно пора. Простите, что вторглась сюда без приглашения.

Она двинулась к выходу, но, обходя Багирова, задела этажерку, на которой стояли чучела птиц. Одно из чучел упало на пол и вдруг забило крылом. Багиров быстро поднял птицу, нажал на основание ее крыла, и она замерла. Он протянул птицу Марии:

– Это вам. В подарок.

Мария остановилась и посмотрела на протянутую птицу.

– Я не люблю чучела, – сипло произнесла она.

– Думайте об этой чайке как о живой. Это моя работа, и у меня есть все основания гордиться ею. Возьмите, если не хотите меня обидеть.

– Хорошо, – вымолвила Мария.

Багиров взял с полки белый пластиковый пакет и сунул в него чайку. Затем всучил пакет Маше. Взяв пакет, она тихо, почти смиренно спросила:

– Могу я воспользоваться вашей ванной комнатой?

– Да, конечно. Идемте, я вас провожу.

Покинув страшную комнату с трупами-механоидами, Маша вздохнула с облегчением.

Виктор провел ее через внутренний, крытый крышей дворик и указал на деревянную дверь, покрытую белой облупившейся краской.

– Это здесь. Только осторожнее с раковиной – она шатается.

В ванной комнате, выглядевшей на удивление современно, Маша взяла с подзеркальной полки мужскую расческу, быстро достала из кармана носовой платок, сняла с расчески несколько темно-рыжих волосков и завернула их в платок.

2