Читаем Иерихонские трубы полностью

— А-а, — сообразил Колапушин — да она не двойная. Просто он по паспорту Тутышкин, вот и взял себе для сцены псевдоним — Сумароков. Да он же не знает ничего — его наняли старуху поиграть, вот и всё. Детских фильмов сейчас не снимают, в театре зарплата мизерная, он и согласился без лишних вопросов. А она что-нибудь придумает: скажет, например, что хотела таким способом мужа попугать, чтобы домой вернулся.

— Капсулев не даст показаний?

— Про неё? Нет — о ней Капсулев ничего не скажет.

Лютиков, с надеждой, повернулся к Немигайло, но тот отрицательно покачал головой. Пожалуй, то, что Егор не сказал при этом ни слова, убедило полковника больше всего.

— Значит, выкрутилась. — С досадой констатировал полковник. — Жаль!

— Как знать? — Колапушин вспомнил гаденькую улыбочку Паршина. — Может быть ей ещё придётся пожалеть об этом. Да и ничего она не выиграла — теперь на фирму налоговики насядут, опять же: использование незаконных методов рекламы… Как бы ей боком такое наследство не вышло.

— Твои бы слова, да Богу в уши, Арсений. С Капсулевым-то — хоть доказать удастся? Сергей Николаевич, голос идентифицировали?

— Что? — непонимающе оторвался эксперт от экрана. — А-а… да, да. Квадрат совпадений достаточно показательный. И частота основного тона голоса… А мы только начали материал разбирать. Что это его голос — мы докажем, вот только как на это всё в суде посмотрят — я не представляю. Очень уж необычное дело. Тут столько чудес всяких; вот, скажем, фонограммы для концертов Шаманки. Там ведь тоже инфразвук был. Конечно, мощности совсем не те и форма сигналов другая. Видимо это нужно было, чтобы создавать в зале определённую атмосферу — у нее тексты многих песен имели такое мистическое содержание, а фонограмма усиливала впечатление таинственности.

— Аура? — Колапушин вспомнил слова Лидии Викторовны.

— Ну — развёл руками эксперт — ауру я никогда не видел, и не знаю что это. Да и никто пожалуй не знает — разговоры только. А суд просто словам, даже громким и модным не верит, так что я обязан опираться на науку, а не на мистику. Но определённое психологическое воздействие этот звук, конечно, оказывал. Самое интересное — Алексей Львович уверяет, что это музыка!

— Несомненно, музыка. — убеждённо сказал Луконин. — Это ведь цель любой музыки — оказать психологическое воздействие на человека. Я не собираюсь критиковать, или восхвалять то, или иное направление, но взгляните на лица людей, которые слушают Бетховена, а потом на лица фанатов какого-нибудь «тяжёлого рока» во время концерта и сразу станет ясно _ насколько разным может быть такое воздействие. И то, что написал Женя, для её концертов, это конечно музыка — необычная, но музыка!

— Женя? — Колапушин удивлённо посмотрел на Луконина. — Я думал, что всем этим занимался Капсулев.

— Нет, нет. Дима выполнил техническую часть работы, и прекрасно выполнил, но он не музыкант, и тем более не композитор. А написать такую музыку, которая не слышна и тем не менее, является хорошей музыкой — для этого надо быть очень хорошим музыкантом. Я же говорил — Женя был очень талантлив. И на что они всё это променяли? — печально закончил Луконин словами, которые Колапушин однажды уже слышал от него.

— Алексей Львович. — Увидев, что Луконин снова погружается в печаль, Колапушин решил его отвлечь. — Заодно уж, объясните мне: почему Витя не пострадал — он ведь ту же музыку слушал, что и Капсулев?

— Я же говорил: Дима создал в кабинете стоячую волну — где мощность возрастала в десятки раз. Кроме того Витя слушал диск на плеере, а наушники плеера просто не в состоянии воспроизвести такие частоты, даже и усилитель плеера на это не рассчитан. Это возможно только на хорошей аппаратуре — её сейчас много продают. А вот вы, Арсений Петрович, сильно рисковали; больше таких экспериментов не проводите — у вас до сих пор лицо измученное.

Толстая, обитая мягкими звукопоглощающими пластинами, дверь лаборатории приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась круглая голова Снегирёва.

— Савелий Игнатьевич. — позвал он громким шёпотом.

Лютиков обернулся на голос и грозно нахмурил брови.

— Ты чего сюда притащился? Делать нечего?

— Савелий Игнатьевич, — не оробев, громче повторил Снегирёв — тут к вам один человек приехал, просит, чтобы вы к нему вышли.

— Ко мне?! Нет, ну надо же — и здесь разыскали! Вы подождите немного, я сейчас.

Вернулся Лютиков, действительно, быстро и, настороженно косясь на дверь, смущённо сказал:

— Это, Арсений, вообще-то, к тебе. Вот что, братцы. Давайте-ка мы все выйдем пока: тут с Арсением Петровичем один его старый знакомый потолковать хочет.

— Здорово, Арсений Петрович. — Поздоровался вошедший — Что такой мрачный?

— Здравия желаю, товарищ полковник!

— Надо же, как официально.

— Как положено, товарищ полковник.

— Ну, ну. Мы забираем это дело и все материалы по нему к себе, в ФСБ.

— Я уже понял.

— Обиделись? Зря, Арсений Петрович. Поймите правильно: секретный проект, даже если он и был закрыт, всё равно остаётся секретным.

Перейти на страницу:

Похожие книги