Идущий впереди

Положение немного разрядилось, но осталось нелегким. Болельщики — это в основном участники турнира. Вот над Акимовым склонилась лысая голова первого противника Подгурского. Он верен своей привычке и ежеминутно протирает платком очки. «Хороший старик, но как он тогда расстроился! — думает Виктор. — Когда я у них выигрывал, они все жаловались, что, мол, сегодня были не в форме, торопились, неудачно разыграли начало, просмотрели… Словом, находилось несколько причин. Но я продолжал всех громить, и постепенно меня признали за силу. Сейчас они все против меня. Но мы не сдаемся, мы еще повоюем. Вперед!» Подгурский переходит в контратаку. Акимов воспринимает это спокойно. Он зачем-то разменивается пешками. Шах!.. Так вот оно что… Вот это просмотрел… Слон объявил шах. Вилка на ферзя. Подгурский сразу же понимает, что это конец. Защиты нет. Акимов забирает ферзя. Еще неудачный ход, и у Виктора нет ладьи. Как быстро все произошло!.. Все. Конец. Виктор, запинаясь, произносит:

— Это здорово сделано… — встает и, прикусив губу, отходит к окну. Он не слышит, как кричат болельщики, как они поздравляют Акимова, он не замечает тревожных глаз Али и не задумывается, почему она задержалась в цехе (просто он видел, что у столиков стоит девушка, ну, и пускай стоит…); он, конечно, не знает, что Акимов говорит о нем Баранову:

— А все-таки молодец парень!

…В темноте за окном виден слабо белеющий заводской двор и стена проходной будки, к которой подвешен фонарь. Фонарь освещает лишь начало дорожек, протоптанных на снегу и сходящихся у проходной. Дальше, на соседней улице, светлыми квадратами окон возвышаются большие дома, похожие на шахматную доску. А еще дальше и еще выше, на невидимом каркасе строящегося здания, идет сварка. Белая яркая вспышка выхватывает из темноты железные балки, но быстро гаснет, рассыпавшись на сотни искр, потонувших в черном небе…

Кто-то коснулся его руки. Он обернулся и увидел Алю. Она улыбалась, как будто ничего с ним и не случилось и они только что встретились. Но улыбалась губами, а не глазами.

— Пойдем домой вместе, что ли? — сказала она делано-спокойно и уж очень равнодушным голосом.

Однако в тот момент Виктор был слишком занят самим собой, чтоб хоть что-нибудь заметить и что-нибудь понять.

XXII. КАК РОДИТЕЛИ ОСТАЮТСЯ БЕЗ БИЛЕТОВ

Как-то в один из зимних вечеров Виктор возвращается с работы вместе с Алей. Поезд метро мчится по темному туннелю. Они стоят по обеим сторонам двери вагона и разговаривают о делах группы, о планах, об общих знакомых. В середине разговора Аля, пристально посмотрев на Виктора, говорит:

— Ты совсем стал другой. Когда ты пришел на завод, ты был замкнутым, смотрел на всех исподлобья, этаким презрительным взглядом. Теперь у тебя и улыбка другая. Только вот еще часто мурлычешь себе под нос о каких-то осыпающихся листьях…

— А разве нельзя? — Виктор изображает на своем лице ироническое удивление. — А, понимаю, упадническое настроение… Но, видишь ли, они когда-то здорово путались у меня под ногами.

— Когда-то? Много лет назад? — произносит Аля, растягивая слова и вопрошающе глядя на Виктора.

— Да нет, просто чепуха… В общем, это песня.

— Ты мне ее споешь?

— Когда-нибудь я тебе ее расскажу.

— А, понимаю… здесь девушка! — Аля усмехается.

— Нет, скорее глупость, — на щеках у Виктора выступает румянец, — нет, не глупость, а… в общем, глупость… сильная очень…

Станция. Они выходят и останавливаются на перроне. Але надо идти на пересадку, а Виктор обещал зайти к Вадиму. При прощании она задерживает свою руку в его руке… «Может, проводить ее?..» Аля медлит. «Нет, в следующий раз, — решает он, — когда-то я обжегся на быстроте».

— Не забудь, что завтра воскресенье, к десяти часам в Измайлово, — напоминает ему Аля.

— Приедем.

— Приедем-приедем, — передразнивает она его, — опять ботинки забудешь и лыжи будут спадать.

Это Аля намекает на его жалобы перед недавним кроссом. Тогда он, торопясь, забыл лыжные ботинки и долго мучился с креплением. Но Виктор полон уверенности, все же как-никак, а он пришел третьим…

— Все равно третье место за мной.

— Подумаешь, зазнался! Обгонят…

— Кто?

— Например, я.

Они смеются: Аля еле ходит на лыжах.

С визгом и воем тормозит подошедший поезд. Синие коробки вагонов раскрывают двери и выпускают пассажиров. Виктор еще раз прощается с Алей и идет к выходу, смешавшись с толпой. Его сжимают, наступают на ноги и наконец выталкивают на ступеньки эскалатора.

Лестница ползет медленно, торжественно. Навстречу двигается лента людей в теплых мокрых пальто и шапках, с застрявшими в складках снежинками, в пуховых и вязаных платках, со свертками, чемоданами, сумками. Лица, старые и молодые, усталые и оживленные, сливаются в один непрерывный поток. Ни одного знакомого.

Виктор утомленно закрывает глаза и пытается вспомнить лыжный кросс. Сначала ему не удается: мешает свет лампочек, в уши лезут голоса соседей. И через закрытые веки он словно видит спускающуюся ленту лиц.

…Но вот возник черный кустарник, с пригорка на пригорок вьется лыжня. Спуск. Перед ним замешкался лыжник.