И подумать только, ведь Конрад стал моим лучшим другом! Я преуспел там, где целые поколения отцов потерпели неудачу, я не хвастался этим, единственный совет, который я давал другим, единственный совет, приятели, это любовь. Нужно проявлять им свою любовь, тоннами. Я был близок со своим сыном, как прежде был близок с Эдуаром. Честно говоря, эта аналогия, не имевшая права на существование, пришла мне на ум только потому, что я увидел репортаж о нем. Его приговорили к пяти годам, и ни днем меньше, в апелляции было отказано. Я рисковал на пять лет остаться без лучшего друга, но, к счастью, вовремя сменил ориентиры. Если отдельные друзья садятся в тюрьму, не заботясь о вас, они не достойны вашей дружбы. Нельзя сказать, что я не был опечален, эта новость потрясла меня. Но, будучи таким, каким был, погрязнув в серьезных проблемах, я не располагал временем навещать его, даже несмотря на партию апельсинов, которую заказал, чтобы не упустить выгодную сделку. В тот момент, когда он появился на экране, я подскочил: «Подумать только, это же Эдуар!» Странно, до чего бывает приятно увидеть друга по телевизору, в даже в такой ситуации. Но еще удивительнее увидеть самого себя. Сначала восклицаешь: «Подумать только, ведь это я!» – а потом осознаешь истинное значение слова «я». Я, в какой-то степени это я. Господи, меня показали по телевидению! Почти наверняка меня снимали из дома напротив… С перьями на голове – играл с Конрадом в индейцев.
– Это к делу не относится! – закричал я.
И тут же закрыл ставни гостиной и вызвал Терезу, чтобы объяснить ей положение дел, – за нами шпионят. Однако в глубине души я не мог сдержать радости оттого, что меня показали по телевизору, я стал
V
Это не отражалось на их лицах, но именно так они представились: «Здравствуйте, мы двое поляков». До этого дня Польша представлялась мне чем-то далеким, даже неопределенным, как слово «конец» в
– Здравствуйте, я Витольд.
– А я Анджей.
Мне это не понравилось. Два жутких акцента, два диких имени. Я чуть было не захлопнул дверь, но, бесспорно, на меня произвело впечатление их корреспондентское удостоверение; теперь, когда меня показали по телевизору, я должен был вести себя соответственно своему рангу. Нужно поддерживать собственную популярность. Поэтому я пригласил их войти. И, только оказавшись в гостиной и заметив отсутствие Конрада и Терезы, которые уже спали, я сообразил, что они выбрали несколько позднее время для визита. Почти полночь. Я спросил у них:
– По-моему, немного поздновато для работы?
– Ну, вы знаете, у журналистов нет расписания… всегда как на угольях, как у вас говорят… и, правда, когда мы посмотрели вечерние новости и репортаж про вашу историю, мы решили зайти к вам…
– Ах так? Значит, вы его уже видели? Как я выглядел?
– Очень хорошо, – сказал второй.
– Да, – подхватил первый, явно нервничая из-за того, что второй перебил его (чувствовалось, что между ними идет война за лидерство). – Да, очень хорошо… правда, не совсем понятно, почему вы разгуливаете в перьях…
– Это к делу не относится!
– …Ах вот оно что… мы как раз собирались дать вам возможность все объяснить… будете работать с нами, и все всегда будет по делу, без обмана, ничего лишнего – только вы и ваша история.
Витольд выступил вперед, чтобы объяснить мне свою стратегию. Они хотели сосредоточиться на документальных съемках с погружением, так называемый метод «камера на плече», но, учтите, в соответствующих пределах, никакого вуайеризма. Ради этой работы они планировали поселиться у меня на какое-то время, по крайней мере до вынесения решения суда относительно опеки над Конрадом. Фильм о нас, вау!!! Я согласился, изображая смущение. Двое поляков отправились за двумя огромными чемоданами, которые поджидали их на темной площадке. Журналисты признались, что очень устали, и спросили, где могут расположиться. Я с радостью уступил им свою комнату. Я спокойно мог поспать несколько дней на диване в гостиной, чтобы обеспечить себе место в истории.