Идиот нашего времени

Александр Иванович со своими способностями по служебной лестнице не шагал, а скользил змеем, и всего лет за десять доскользил до кресла второго заместителя председателя облисполкома. И скользил бы по этой дорожке дальше, если бы не учуял вовремя, что всевозможные «комы» скоро прикажут долго жить. В восемьдесят девятом году на Харитошкина уже работали два платных туалета, а в девяностом — первый городской гостиничный кооператив, в который в одночасье превратилась одна из престижных гостиниц. Еще через год Александр Иванович, не побоявшись выйти на площадь перед огромной митингующей толпой, первым из областной верхушки демонстративно разорвал партбилет. Зато вскоре он стал владельцем гастронома, а еще через год главным акционером завода металлоконструкций. Весь этот завод был разобран на винтики и металлоломом вывезен за границу. А чуть позже в закромах Александра Ивановича появился молочный комбинат. Да и как не появиться, если комбинат лишилась прежнего руководства, которое довело любимое предприятие до банкротства из благого желания присвоить его. Но тут прежнего директора похитили инопланетяне, главного бухгалтера беззастенчиво застрелили возле подъезда его же дома, заместителя директора сожгли в баньке на даче. Да только дела на комбинате все равно не клеились, его то закрывали, то пытались перепрофилировать. В конце концов Харитошкин, до нитки разорив производство, пустив все оборудование на тот же металлолом, продал опустевшие корпуса крупным московским барыгам.

По-настоящему дела его пошли в гору, когда он сумел оформить кредит на миллион долларов — только не на свое имя, а на имя друга, или товарища-компаньона, или, скорее уж подельника. Да случилась незадача — друга-компаньона-подельника нашли в загородном овраге с простреленной головой. Кредитные деньги бесследно исчезли, зато Харитошкин стал владельцем трехэтажного автосервиса и двух ресторанов в самом центре города.

Все бы хорошо, но на кредите Харитошкин едва не споткнулся. Историю узнала вся область. Земский, еще простым газетчиком бегая за сплетнями по кровавым закоулкам девяностых, историю богатения Харитошкина слышал от самых важных областных милиционеров. Но к тому времени уже все они — нувориши, высокопоставленные менты, бандиты, политики, власти — все были в одной своре, и никто, конечно, не покушался на суверенитет «ближнего своего».

Одно время Харитошкин имел даже небольшой банк и давал деньги в рост. Земскому же как-то пришлось слышать от него:

— …Дают под проценты денежки, а потом требуют вернуть… А как вернуть, если ничего уже нету — ни денежек, ни квартиры, ничего — гол, как сокол. А ведь могут и ребеночка забрать и даже пальчик ребеночку отрезать. И два пальчика. И все требуют, требуют, отдай с процентами, по счетчику. И надо отдать. Потому что как не отдать? Денежки — это пунктик! Они большого уважения заслуживают.

Да, денежки обладали чарующей силой! Они придавали некие мистические свойства человеку, с которым срастались, делая его чем-то вроде хранителя реликвий в храме, посвященном универсальному божеству. Земский и за собой замечал, что, кажется, хотел бы презирать тестя, да как-то ненароком получалось, что презрение трансформировалось в ничто иное как страх. Да ведь еще и в зависть! Земскому хватало ума, чтобы понять природу своих чувств. А уж страх и зависть нет-нет — выливались в заискивание. Земский психовал, злился на самого себя, но ничего не мог поделать с собой — стоило ему столкнуться с тестем, как чувствовал, что все внутри скукоживается. И замечал, что не только он испытывает к Харитошкину подобное. Удивляло и одновременно утешало, что порой суровые люди, способные рискнуть жизнью, боялись этого пакостного человека с рыжеватыми залысинами, с мягким голосом, с улыбкой и невнятным прищуром — боялись и слушались. Земский видел, как здоровенный коротко стриженный детина с квадратным лицом, когда-то получивший ранение в Афганистане, стоял по стойке смирно перед тестем, и могучее лицо слишком сильно бледнело на фоне черного костюма, нижняя губа подергивалась всего лишь оттого, что Харитошкин, елейно золотясь улыбочкой, говорил уголком рта, с тихим пришептом:

— Сереженька, я тебя предупреждаю последний раз… Иди, родной. Делай дело…

И хотя сам Харитошкин в бандитских авторитетах не числился, вокруг него все время вились бандитского вида охранники, подобострастные служки, адвокаты, помощники…

Чем больше богател Александр Иванович, тем сильнее становились его магические свойства, тем более уважаемым и общественно значимым человеком его признавали, тем более благородными, рыцарскими чертами он наделялся. Вновь потянуло Александра Ивановича во власть.