Идиот

В воскресенье – на третий вечер после нашей экскурсии с купаньем – я обнаружила на автоответчике сообщение от Ивана. Голос звучал как ни в чем не бывало, он звонил, чтобы спросить, как у меня дела. Что ответить – я не знала. Я перестала подходить к телефону. Иван оставил сообщения в понедельник и вторник. Во вторник заканчивалась сессия. Среду я провела с троюродным братом Муратом, который приехал в Бостон на инженерную конференцию. Я провела его по кампусу, а потом мы пошли ко мне, чтобы он помог отнести кое-какие коробки на хранение. Когда я заклеивала коробки, зазвонил телефон.

– Ты не будешь отвечать? – спросил Мурат после третьего звонка.

Я выждала еще два звонка и сняла трубку.

– Привет, Селин, – сказал Иван.

– Привет.

– Чем занимаешься?

– Ничем.

– Я подумал, что ты, наверное, сейчас занята. Я звонил тебе несколько раз. Возможно, ты слышала мои сообщения.

– Да, – кивнула я.

– Правда?

– Да.

– Ну. Я просто подумал, что неплохо бы увидеться. У тебя есть планы на сегодня?

– У меня сейчас брат.

Повисла пауза.

– У тебя всё в порядке?

– Да. Просто не могу говорить.

– Ну, тогда я от тебя отстану.

– Ладно.

– Пока.

– Пока.

* * *

Мы с Муратом поужинали в индийском ресторане, потом он вернулся в гостиницу, а я отправилась домой и обнаружила имэйл от Ивана. Я расплакалась, как только прочла тему сообщения: прощай селин. txt.

Дорогая Соня, писал он, я больше не буду пытаться вступить с тобой в беседу. Если есть какие-то неясности, которые ты хотела бы обсудить, я готов. Если есть неясности, которые ты обсуждать не хочешь, – опять же, это нормально. По его словам, он много думал о том, стоит ли продолжать наши встречи. В последнее время он сильно увлекся экзистенциализмом. Экзистенциалисты говорят, что человек не может принимать решение на основе имеющихся норм и законов, которые имеют слишком общий характер и не годятся для каждого конкретного случая. Скорее, каждое твое решение создает тебя. Это решение (экзистенция) первично, оно определяет сущность.

Он думал, что его решение встречаться со мной создаст нечто хорошее. Но он всегда знал, что мне это будет тяжелее. Он всегда следил за тем, чтобы не принуждать меня, не оказывать никакого давления. Он надеется, что в Венгрию я всё равно поеду, эта страна достаточно велика, чтобы два человека там не встретились, если сами того не захотят. Тебе нужно покончить с этим Ваней и этими сумасбродными мечтами об атомах, искрах, «Ролексах» и прочих подобных вещах, написал он в конце. Давай не разрушать, а создавать, давай строить будущую жизнь.

Одурев от боли, я принялась шагать из угла в угол. Я понятия не имела, что теперь делать с собой. Я не могла представить, как мне теперь распорядиться своим телом в пространстве и времени, в каждую минуту каждого дня, весь остаток жизни. Я не могла понять, как он может с такой легкостью думать, что больше меня не увидит, не могла понять, почему он ведет себя так, будто это всё была моя идея, – и, кроме того, я не могла понять, ехать ли мне теперь в Венгрию и что мне там без него делать. Но самым мучительным и непостижимым было то, что он – неожиданно и без видимых причин – взял назад свои слова про атом, про то, что атому разрешено вступить в игру, стать неистовой искрой, лечь на его ноготь. Тогда он позвал меня, а сейчас – отправляет в камень, как мой дед слал в камень мою боль в животе.

Это представлялось настолько невероятным, что мне даже на мгновение подумалось, не вообразила ли я его прежние слова. Но я просмотрела нашу переписку, и вот же они, его слова – ясные, как божий день:

Думаю, твой атом никогда не вернется ни к покою, ни к каше, ни к камню, ни к чему такому. Раз его соблазнили, назад дороги нет.

Соблазненный атом обладает энергией, соблазняющей людей, и с этим уже ничего не поделать.

Я призываю вас, слова, о мои звезды.

Без вас всё теряет смысл.

Потом я перечитала написанное им сейчас – что мне нужно покончить с сумасбродными и безумными мечтами, отказаться от разрушения и строить будущую жизнь. В смысле, я должна уйти, чтобы он смог строить будущую жизнь. В смысле: уйди и стань ничем. От подобного вероломства я не могла прийти в себя. Ведь не было никаких видимых причин.

Я сразу же написала ответ. Написала ужасные вещи, ужаснее придумать нельзя. Я обозвала его кинорежиссером. В конце вставила строчки из его прошлых писем, строчки, которые так тронули меня и от которых он сейчас таким непостижимым образом отрекся, а потом нажала на кнопку «отправить». Всё кончено.

Часть вторая

Июнь