Читаем Идиот полностью

Через двадцать минут он говорил «Papel iss blonk». При этом его лицо выражало великое терпение и доброту. Мы перешли к «The pen is blue»[25]. Начали мы с «El bolígrafo es azul»[26] и дошли в итоге до «Ball iss zool». И тут наше время кончилось.

* * *

То ли потолок у автобуса был каким-то высоким, то ли пассажиры подобрались низкорослые, но очень многие почему-то не могли дотянуться до поручней. При каждом резком движении они валились друг на дружку, а кто-то даже рухнул на чужие колени.

Вцепившись в поручень, я чувствовала, как меня одолевает усталость. Чем я занимаюсь? Ради кого? Может ли кто-нибудь понять, что вкладывает Хоакин в свое «Papel iss blonk», не говоря уже о «Ball iss zool»? Это – не английский. Это какой-то креольский язык. Даже нет, это – пиджин. Если бы у нас были дети и если бы они росли, разговаривая на таком языке, в нем со временем возникли бы свои правила, и уже потом он стал бы креольским.

Дома я взяла диетический шоколадный кекс, наименее любимый Ханной гостинец из посылки ее матери, и села с ним за компьютер. Там я обнаружила имэйл на турецком, отправленный с немецкого университетского адреса человеком по имени Йилдырым Озгувен. Письмо было немногословным: мол, мы давно не общались и он желает мне успехов в учебе. Я не знала ни одного Йилдырыма Озгувена, причем по-турецки это имя означает «Громоподобная Самонадеянность». Поразмыслив как следует, я пришла к твердому убеждению: этот человек мне совершенно незнаком. Он, наверное, порылся в гарвардском справочнике, нашел меня среди девушек с турецкими именами и, прибегнув к врожденной самонадеянности, каковой славится его семья, написал мне это идиотское сообщение. Чем больше я об этом думала, тем сильнее становился мой гнев. Да как он смеет быть таким бесцеремонным? Как смеет даже предположить, что я знаю его «garb»? Почему со мной вечно одно и то же?

Постепенно мой гнев переместился на неявный, но истинный его объект – на Ивана. Кто дал ему право усаживаться в три или в четыре ночи за компьютер, писать всё, что взбредет в голову про клоунов или вертиго, а потом слать это мне? Я приняла душ, залезла в постель и, хотя не было еще и половины десятого, забылась тревожным сном.

* * *

Пробудилась я в половине третьего. Сознавая, что в ближайшие часы заснуть уже не удастся, я натянула спортивные штаны и спустилась в компьютерный зал. Его освещали только огоньки автомата с кока-колой и космические заставки на экранах. Я опустила в автомат монетку, и оттуда выкатилась банка, словно тело – к подножию лестницы. Холодная и колючая диетическая кола – в моем теплом розовом горле. Я окончательно продрала глаза и села за компьютер.

Дорогой Иван, написала я.

Я преподаю ESL в социальном центре. Вместо «The paper is white» ученик говорит «Papel iss blonk». Я его понимаю, поскольку лично присутствовала при рождении этой фразы. Но как преподаватель английского я потерпела фиаско. Сейчас я – переводчик с языка, которым владеем только мы с ним. Я так устала и такая злая! Почему именно я должна всё это расшифровывать? Почему мне не приходят простые, понятные сообщения?

Я не поняла твое письмо про алкоголь. Оно вообще об алкоголе? Или о других неприятных вещах, которые перестают казаться неприятными, как только верх берет стремление к экспериментам? Почему вертиго – это не страх, а желание упасть? Почему тогда просто не прыгнуть? Я не понимаю, зачем ты мне всё это рассказываешь.

Но очень хочу тебя понять.

* * *

Когда я вновь проснулась, шел снег. Русский я проспала. Но на философию языка успела. В тысячный раз на доске появилась всё та же бледная надпись: Высказывание «Снег белый» является истинным, если снег – белый. Весь класс машинально повернул голову в сторону окна.

Я подумала об Иване и ощутила сожаление и стыд. Зачем я написала, что хочу его понять? Зачем мне вообще его понимать?

Студент, который только что задал вопрос, сидел в забавной позе: колени и лодыжки скрещены, руки сложены на груди, локти стоят на парте, пальцы сплетены, словно всё его органическое существо стремится стать жареным «хворостом».

– В смысле, – говорил он, – если мы возьмем эту питтсбургскую группу по противодействию онтологическому кризису

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературное путешествие

Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают
Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни. Ее увлекательная и остроумная книга дает русскому читателю редкостную возможность посмотреть на русскую культуру глазами иностранца. Удивительные сплетения судеб, неожиданный взгляд на знакомые с детства произведения, наука и любовь, мир, населенный захватывающими смыслами, – все это ждет вас в уникальном литературном путешествии, в которое приглашает Элиф Батуман.

Элиф Батуман

Культурология

Похожие книги