Любопытно: Роза вечно повторяет, что люди ее терпеть не могут, хотя мне ни разу не доводилось наблюдать подтверждений ее словам, а Юли и Бернадет, которые живут в состоянии войны с местными пацанами, не видят, похоже, в этом ничего необычного – бросают камни в головы, даже не прерывая беседу.
Дойдя до полей за станцией, Юли снимала поводок и отпускала Бланку побегать. Бланка начисто преображалась, ее продолговатое тело летало по полю низко над землей, а хвост распускался, как дымовой шлейф.
Домой мы возвращались через пустую дискотеку. В полумраке отблескивал зеркальный шар. Юли налила в три крошечные рюмки свой любимый ликер «Чарлстон Фоллиз». Бернадет легла на бильярдный стол и принялась кататься по нему, задрав ноги. Юли взглянула на нее.
– Мексиканская фасоль, – презрительно произнесла она.
– Ты назвала ее мексиканской фасолью? – спросила я.
– Да, – ответила она. – Внутри – червяк, – Юли добавила, что Бернадет любит «скакать, как козье дерьмо в лодке». Венгерское выражение, объяснила она.
– Юли, стробоскоп, – сказала Бернадет и приняла сидячее положение.
В углу и впрямь на треноге стоял стробоскоп. Юли нажала на кнопку. Бернадет вновь принялась кататься по столу. Бланка рысью бегала кругами под мигающим в пустой дискотеке стробоскопом – словно оживший кадр из немого кино. Потрясающая сцена. Но я понятия не имела, куда эту сцену можно пристроить. Она просто существовала, как меховая шапка партаппаратчика, хозяина которой удалили ретушеры.
Я отчаянно пыталась ничего не упустить, понять, в чем смысл этой поездки, задним числом заработать право вообще здесь находиться – ведь для участия в программе я даже не подавала заявку, а просто Иван поговорил с Питером, и не исключено, что я пробралась сюда по головам других, более достойных преподавателей английского. Я знала: в Венгрии мне есть еще чему научиться, есть еще что осуществить, – только бы понять, как не разбазаривать время и возможности.
Поздно вечером я села за стол Бернадет под плакатом немецкой группы «Мистер Президент» и записала по пунктам, как я могу потенциально распорядиться оставшимся временем и имеющимися возможностями.
1. Изучать венгерский. (Как именно? Заниматься в этой комнате? Общаться с Юли? Подружиться с цыганами?)
2. Приобрести полезный общечеловеческий опыт (на английском).
3. Понять историю региона («османы», «коммунизм», «Габсбурги»).
4. Изменить жизнь детей? Некоторые (Адам или, возможно, Барбара), похоже, очень хотят изменить свою жизнь.
Я долго разглядывала этот список. Чем дольше я на него смотрела, тем более бессмысленным он мне казался.
По пути в туалет я невольно бросила взгляд в открытую дверь гостевой комнаты (почему так трудно удержаться и не глянуть в открытую дверь, даже если тебе не интересно знать, что внутри?) и увидела там Юлиного отца, он сидел на краю кровати и смотрел олимпийские соревнования по тяжелой атлетике. Тела у штангистов были почти зеленые. Они вибрировали, раздувались и напрягались, словно вот-вот взорвутся.
В последнюю неделю занятий я помогала детям ставить пьесу. Выбрать пьесу мне не позволили. Это как у Эпиктета: «Помни, что ты – лишь актер в пьесе, природу которой назначает автор». Текст выбирала Тюнде, он назывался «Цыпленок Чикен-Ликен»[83]. Сюжет был такой же, как в известной мне сказке «Маленький цыпленок». А с фразой «чикен-ликен» мне раньше доводилось сталкиваться лишь в фастфуде «Френдлис», там так назывались куриные палочки. В качестве имени драматического персонажа она звучала гротескно и зловеще. Я предложила заменить «чикена-ликена» на «маленького цыпленка». Но Тюнде отказалась.
– Если там индюшонка зовут Турки-Лурки, то и цыпленку быть Чикен-Ликеном, – отрезала она.
Индюшонка Турки-Лурки, утенка Даки-Кряки и гусенка Гуси-Луси играли три самых крупных мальчика в классе. Поднимая плечи для имитации крыльев, они в картонных масках с клювами вереницей топали по сцене, напоминая ряд тотемных столбов.
– А вот и он, – произнес Рассказчик. – Самый глупый цыпленок на свете.
Диалоги в пьесе особого мастерства не требовали, поэтому я попросила продвинутых учеников придумать монологи и рассказать о своих мыслях.
Турки-Лурки поведал, что случится, если упадет небо.
– Космоса не станет, – говорил он. – Небо будет лежать на земле, как книга на столе. Я не знаю, кто у нас король и что это за король, но нам надо его найти.
Бернадет играла лису Фокси-Хитрокси.
– Мне всё время хочется есть, – говорила она. – Я еще никогда-никогда не была сыта. Еда важнее дружбы, – она сообщила, что терпеть не может трусость и глупость. И ей не жаль тех, кто не умен, не храбр и не силен.