Идиот

Пири приготовила на завтрак крокеты, чтобы я ела их с вареньем. Кроме меня, варенье никто не ел.

– Мы знаем, что ты любишь варенье, – сказала Роза, вручая мне столовую ложку и огромную банку. – Нет, бери больше. Мы его много наварили, – Пири дала мне клетчатую ткань. – А вот и полотенце для Селин. Потому что ты еще маленькая!

– О, спасибо, – поблагодарила я.

За завтраком я спросила Розу о молодом человеке, который слонялся здесь с разделочным ножом. Она ответила, что это Андраш, парень Эмеше, приходил резать арбуз.

– Он такой заурядный. Приходит в полночь, а то и в час ночи и приносит арбуз. Потом встает ни свет ни заря и уходит на работу. Ты должна есть больше варенья.

– Где он работает?

– На дискотеке. Он встает рано. Очень много работает.

Я видела эту дискотеку, она стояла по другую сторону путей и называлась «Элефант Диско». Интересно, что там за работа с утра пораньше.

– Мне он неинтересен, – говорила Роза. – Но это нормально. Эмеше любит. А я – нет. Я не люблю вдаваться в детали.

* * *

От дома Пири до школы было рукой подать, и мы шли пешком. Роза взяла с собой пирог, испеченный для Тюнде. Пирог являл собой часть плана по влиянию на Тюнде, от которой, как выяснилось, могло зависеть, поедет ли Роза на следующей неделе со мной в Сентендре. Маргит привезла Нору, но на занятиях больше не оставалась – Розе, мол, это не понравится. В отсутствие Маргит Тюнде постоянно мешалась под ногами, заставляла детей произносить немые гласные и просила Розу передать мне, что я должна говорить больше сама, а не заставлять детей.

– Она сказала, твоя задача – как можно больше говорить, – объясняла Роза, – чтобы они слушали, как говорят американцы.

– Но я и так очень много говорю, – ответила я.

Роза пожала плечами.

– Это не мои слова. Это – Тюнде-нени. Она любит вдаваться в детали.

* * *

Новая группа оказалась больше, и занятия надо было проводить и с утра, и после обеда. Роза по-венгерски подробнейше расписала планы уроков; если ее не перебивать, она могла говорить всё время, не давая детям вставить ни слова. Бóльшую часть первого дня я просидела на подоконнике и слушала ее под арахис, поданный Тюнде на серебряном подносе. На второй день я предложила, чтобы Роза вела по своему плану утренний урок, а я по своему – после обеда.

– Нет-нет, это класс Селин, – ответила Роза. – Ты должна вести все занятия. Я – просто переводчик.

– Это не так, тебе тоже надо провести свой план.

– Я составила его для нас обеих!

– Мне кажется, если это твой план, то ты и должна по нему преподавать. А я – по своему.

– У тебя есть план? Тогда перевод не требуется. С этой минуты я молчу. Просто посижу в углу, – Она и впрямь пошла в угол, села на один из миниатюрных стульев и весь остаток дня сверлила меня взглядом.

Мы проходили части тела. Я нарисовала на доске фигурку девочки, и мы обсудили, из чего она состоит. Потом мы играли в «Саймон говорит»[74]. Сначала Саймоном долго была я, но потом сказала, что меня должен сменить кто-нибудь из детей, в награду полагается леденец «Блоу Поп». Руку поднял мальчик по имени Аттила. Сначала у него выходило неплохо, но потом идеи, похоже, иссякли, и он всё время повторял: «Саймон говорит, потрогай коленки. Потрогай коленки. Саймон говорит, потрогай коленки. Потрогай коленки». Потом мы играли в «Виселицу». Победители получили по леденцу.

– И это твой план? – спросила потом Роза, в ее голосе сквозило негодование. – Конфетки и игры?

– В Америке преимущественно так и учат.

– Думаю, ты очень… – Она заглянула в словарь. – Неопытная.

– У нас разные системы.

– Да, разные, я серьезная, а ты – нет!

По пути к дому Пири мы встретили Рени в холщовых рукавицах и огромной спортивной фуфайке длиннее шортов. Она сказала, что занимается садом.

– Ты знакома с Розой? – спросила я.

– «Да», «Конечно», – произнесли они в один голос.

Мы немного постояли, и Рени продолжила свой путь.

– Я здесь непопулярна, – сказала Роза.

– Непопулярна?

– Да. Один человек, поумнее многих, назвал меня особенной.

– «Особенная» – в каком смысле?

Она посмотрела в словарь. – Высокомерная. Требовательная, разборчивая. Щепетильная.

– Все думают, что ты вдаешься в детали.

– Да.

* * *

Для дальнейшего обретения милости Тюнде мы с Розой отправились к ней домой. Тюнде угостила нас колой и конфетками с арахисовым маслом, потом усадила своего сына Мики на колени и принялась о чем-то долго беседовать с Розой. Я съела почти все конфеты и стала корчить рожицы Мики, который ерзал и улыбался в пол.

– Что с тобой? – рявкнула на меня Роза.

– Ничего, – ответила я.

– Селин любит детей, – сказала Тюнде по-венгерски.

– Селин – сама ребенок.

– О, нет, она – учитель, – Тюнде улыбнулась своей заискивающей улыбкой.

Позже я спросила у Розы, как всё прошло и что сказала Тюнде?

Роза устремила взгляд вдаль.

– Тюнде говорила много глупостей, – ответила она. – Но я – настойчивая девушка. Упорная.

* * *