— Тише, перестаньте шуметь! — одергивает нас Галя. Каждый раз, глядя на нее, я думаю, что она случайно вывалилась из времени, когда мои родители были детьми, а может, еще не родились. Все в ней старомодно: собранные в пучок волосы, прямоугольные очки, бадлон с жилеткой поверх, юбка-карандаш и туфли на низких каблуках. На днях бабушка зашла за мной после уроков и, увидев ее мельком в холле, поставила диагноз:
— Учительница. Русский язык и литература.
— Пока еще практикантка, — поправила я. — Но мыслишь правильно. Как догадалась?
Бабушка посмотрела на Галю еще раз. Та взяла в гардеробе пальто, вытащила из рукава вязаные шарф и шапку, уронила шапку, быстро наклонилась и подняла, огляделась — не видел ли кто, подошла к зеркалу.
— А что тут догадываться? — бабушка достала из сумки помаду и стала подкрашивать и без того ярко-красные губы. Цвет вызывающий, но ей идет. — И зовут ее Зина или там Рая, да?
— Галя, — отвечаю я, а бабушка хмыкает.
Одноклассники над ней посмеиваются. Она слишком мягкая, слишком дружелюбная. Слишком странно одевается, вся какая-то пугливая, чересчур интеллигентная, что ли. Третье поколение преподавателей в семье.
— Нина, к доске! — говорит Галя. Нормальные учителя не вызывают к доске на литературе. Мы устраиваем дискуссии или пишем сочинения. У доски я чувствую себя как первоклашка, не выучившая стихотворения. Галя задает глупые вопросы. Я глупо на них отвечаю.
— Как вы думаете, Нина, что произойдет после того, как в город приедет настоящий ревизор?
Я думаю. Если ревизор будет настоящим, то произойдет вот что:
— Наверное, городничего уволят, и всех его подчиненных тоже. И в городе наступит относительный порядок.
Все смеются. Я удивленно оглядываюсь на Галю, ища поддержки, но она тоже смеется.
— Ну ты даешь!
— Святая наивность!
— Нина, вы можете садиться, — говорит Галя. — Ну, кто скажет, что изменится в городе после приезда настоящего ревизора? Настя?
— Ничего не изменится, — отвечает Настя. — Они дадут ему взятку, и все будет по-прежнему.
— А если это будет честный ревизор? — ворчу я.
— Честных ревизоров не бывает. — Настя откидывается на стуле с видом, будто знает о ревизорах все.
— Как Гоголь подводит нас к этой мысли, что ничего на самом деле не изменится?
— С самого начала они всё делают по привычной схеме, как обычно. Значит, они всегда так делали. Значит, и с настоящим ревизором будет точно так же, — отвечает кто-то, и Галя одобрительно кивает.
Все кивают. Все согласны.
— То есть тут речь об истории коррупции в России, да? — спрашивает Галя, листая журнал.
Одноклассники снова кивают с таким пониманием дела, будто самолично давали взятку ревизору. Галя ставит мне четверку. Надо бы поставить трояк, но ей меня жалко.
— В четверг жду от вас сочинений по «Ревизору», список тем у вас есть, — говорит она, и раздается звонок.
Я хожу на все уроки, даже на факультативы. И в академии не пропускаю ни одного занятия. «Следует ходить в школу», — стучит у меня в голове, как только появляются мысли, что можно сбежать со скучного урока, сказав, что болит живот, а порисовать в кафе недалеко от дома полезнее, чем сходить на занятие в академию. И я не прогуливаю и прилежно делаю все уроки. На переменах я смотрю в окно, и каждый раз, когда вижу на улице женщину, похожую на маму, у меня замирает сердце, но каждый раз разочарованно понимаю, что это не она. На самом деле я ищу ее каждую секунду — на перемене, в столовой, по дороге домой и в академии. Сидя за партой и за мольбертом.
Я жду и надеюсь. Ожидание и надежда выматывают, тем более что ничего не происходит. Последние дни я все чаще оглядываюсь на улице, и Настя и Ваня начинают что-то подозревать. И расспрашивают всё пристрастнее, хотя я горячо их заверяю, что все в порядке.
Но вот после урока литературы, на котором я получаю четверку по «Ревизору», мы втроем уходим в столовую, а когда возвращаемся, Костя, Ванин сосед по парте, сообщает, что меня искал «какой-то мужчина».
— Какой мужчина?!
— Да обычный, очень высокий, — Костя не особенно обращает на меня внимание, у него в наушниках играет музыка. — Я решил, твой отец.
— Мой отец не высокий.
— Ну не знаю. Он что-то положил в твой рюкзак. Я подумал, ты забыла дома ключи или телефон.
Я кидаюсь к рюкзаку. В животе резь, а перед глазами расцветают и вянут черные лилии, я отгоняю их и перебираю вещи, снова и снова. В одном отделе — карандаши и альбом, в другом — тетради, пара учебников, ручки. В маленьком кармашке — телефон.
— Нина, что такое? — спрашивает Ваня. Они с Настей стоят, закрывая меня от остальных. С ними безопасно. Они не предадут.
— Мне приходят эсэмэс от мамы, — охрипшим голосом произношу я в ту секунду, когда раздается звонок.
Близнецы молча собирают свои и мои вещи и выводят меня из класса.
— У Нины болит живот, мы отведем ее домой, — говорит Настя учительнице математики, с которой мы сталкиваемся на входе.
— Почему вдвоем? — недовольно интересуется та вслед, но они молча тащат меня к лестнице.