Клочков оказался точно таким, каким я себе его представляла: невысокий, худощавый, с зачесанными назад седоватыми волосами, на лбу — залысины, морщины у глаз. Осталось узнать, на самом ли деле он одинок.
Он встал и протянул руку. Я с опозданием протянула свою в ответ — никто раньше не пожимал мне руку при знакомстве.
— Вообще-то я не имею права разговаривать о делах с несовершеннолетними, — он смотрел мне прямо в глаза. — Сколько тебе лет?
— Одиннадцать… то есть четырнадцать, — запнувшись, ответила я, невольно касаясь того кармана в рюкзаке, где лежал недавно полученный паспорт.
Он улыбнулся, давая понять, что это не одно и то же.
— Коли пришла, спрашивай. Ты, кстати, очень похожа на потерпевшую. То есть, извини, на мать, — поправился он.
— Откуда вы… — начала я и осеклась, поняв, что в деле наверняка множество фотографий мамы. Вспомнила, как мы с папой сидели у компьютера и выбирали те, где ее лицо было хорошо видно, с разными прическами, с шапкой и без.
— Не знаю, — сказала я. — Расскажите, пожалуйста, всё, что удалось узнать.
И он стал рассказывать:
— Дело попало ко мне два года спустя, когда его перевели в уголовные. Это значит, что потерпевший с большой долей вероятности считается погибшим. — Он посмотрел на меня, как я отреагирую, но я сидела спокойно: я знала, что она жива. — Мы проверили все с самого начала: опросили свидетелей, отработали основные версии.
— Но меня вы не опрашивали?
— Да. Муж потерпевшей… гхм… то есть твой отец попросил тебя не трогать. Мы воспользовались уже имеющимися показаниями.
— Какие были версии, почему она ушла?
— Причина была не в асоциальном поведении, очевидно. Поэтому первым подозреваемым был муж. — Я отрицательно покачала головой. — Но у него было алиби. Второй причиной обычно бывает работа. Мы опросили всех ее коллег в НИИ, начальство. Ее работой, как ты, наверное, знаешь, было изучение старых штаммов. Готовилась защищать кандидатскую, писала статьи для зарубежных журналов. Хорошая карьера, но не настолько, чтобы стать объектом зависти или убийства.
На столе требовательно затренькал сотовый, он посмотрел на экран и сбросил звонок.
— Дополнительный опрос друзей, соседей, проверка камер наблюдения ничего не дали. Она просто исчезла. Знай мы причину, было бы легче найти тело или ее саму. — Он перебирал листки с записями, приклеенные к монитору. — В общем-то, это все, что я вкратце могу сообщить. Вероятно, отец расскажет немного больше, он вел свое расследование.
— Свое расследование? — изумилась я. — Ничего об этом не знаю.
— Ты была совсем ребенком, отец, наверное, не хотел тебя лишний раз тревожить.
Я вспомнила прогулки по пустым улицам, ветер и кофе навынос, пустоту и слезы по ночам — и не стала осуждать папу. Михаил Петрович начал складывать документы на столе, давая понять, что разговор окончен. Я встала, повесила рюкзак на плечо, не удержалась и спросила:
— Как думаете, она еще жива?
Он шумно вздохнул. Успокоение детей не входило в его обязанности.
— Возможно, но по статистике, понимаешь…
— Спасибо, — я боролась с подступающими слезами. — До свидания.
— Всего доброго, — виновато ответил он, заметив мои слезы.
Я подошла к двери, взялась за ручку.
— Знаешь что, — раздался голос за спиной.
— Что?
— Я никогда раньше не видел, чтобы муж так… — Он подбирал слова. — Через меня проходит много подобных дел, вы понимаете, но никогда раньше я не видел человека, который любил бы потер… жену так сильно. Он вел самое настоящее расследование.
— Я думала, он давно перестал ее искать.
— Думаю, тебе следует поговорить с папой.
Выйдя из кабинета, я поняла, что Михаил Петрович — первый за долгое время незнакомец, который не показался мне морским чудовищем.
Глава 7,
в которой Нина учится кататься на скейтборде
— Теперь отталкивайся ногой. Ногой отталкивайся! Да не руками от меня, а ногой от земли!
— Легко сказать!
— Давай уже!
Я оттолкнулась, проехала сантиметров десять и судорожно схватилась за Ванино плечо, балансируя на скейте.
— Пробуй еще раз.
— Можетнуегонафиииииии-и-и-и, — завыла я — и вдруг снова поехала.
— Едешь, едешь! Отцепись от меня! — Ваня пытался оторвать мою руку.
— Нет! — Я вцепилась в него обеими руками.
— Ну ладно, передохнём.
Я спрыгнула с доски как раз напротив стеклянной двери магазина. Посмотрела в отражение и спрятала спутанный хвост в капюшон. В Парадном квартале было, как всегда, пустовато и ветрено. Зато удобно учиться кататься на скейте — никого не собьешь.
Ваня сел на скамейку у входа в магазин.
— У Насти лучше получается?
— Нет, — мрачно ответил он.
— Нам и на самокатах неплохо.
Ваня раздраженно фыркнул.
Пару недель назад он решил, что мы уже выросли из самокатов и нам пора переходить на скейтборды. На собственные деньги, заработанные на домашках по математике для старших классов, он купил подержанную доску, чтоб тренироваться. Но нам с Настей она не покорялась.
— Можешь кататься на скейте, а мы останемся на самокатах.
Он молчал и раздраженно щелкал кнопкой кармана куртки. Я ждала, когда его отпустит.
— Хочешь мороженого? — предложил он.
— Давай.