Между тем Гесслер, вырывая из убитой птицы печень, легкие, демонстративно пожирал их.
— Эй, монстр, лучше убей меня, — Сид выпрямился в полный рост. — Такого ублюдка, как ты, не выдержит земля. Твое время истекло, Гесслер.
— Это тебе пора заказывать панихиду. Но вначале — обещанная секс-разминка. Старина, — обратился Гесслер к Мартину, — ты опытный мясник, скажи, как лучше выпустить кровь из этой девки, чтобы ей не было скучно, но и мы сумели еще поиграть… Сиду не терпится влезть на свою любимую — они не виделись почти двое суток.
— Отрубим пальцы ног. Думаю, час она протянет, — посоветовал Пол. — А парня надо кастрировать.
— Оскопить. Ты все путаешь, милый. Это только под занавес… Сдается мне, что главные актеры не в приподнятом настроении. Плевать они хотели на Чайковского, думают только о своей похоти. Хорошо, по желанию участников немного изменю программу шоу, друзья. — Гуго уселся на деревянную плаху. — Оставим этого гусака оплакивать труп супруги, а сами займемся эротическими играми. Не уверен, правда, что у моего красавчика что-нибудь получится. Ведь по-настоящему он любит только меня… И кроме того — труслив, как заяц. Увы, ты не стервятник, малыш. Эй… Сидней, уже напустил в штаны? Не теряй сознания раньше времени и не беспокойся о потенции — тебе помогут. Ты в форме, Пол?
— Еще бы… Мне, правда, больше нравятся девчонки с обрубленными пальчиками… Это получше маникюра. Да к тому ж такие зрители. Вот зрителей мне всегда по-настоящему не хватало. Чего я только не выделывал — экстра-класс! Увы, при полном отсутствии свидетелей. Коллеги копы потом хором охали: «Ну и зверь, этот неизвестный гад. Глазки девочке вырвал, язык отварил и съел, а насиловал чем под руку попадет, пока не остались одни клочья — где что, не разберешь. — Мартин тяжело задышал, почувствовав знакомое пьянящее чувство. — Начнем с ножек? — Он достал из ящика заржавленный топорик. — Не трепыхайтесь, леди, заражение крови вам уже не грозит. Вам повезло — вы лопали в руки опытного мясника.
— Неплохо, Пол. Вон на том столе. Думаю, на нем разделывали туши. Подходящая сцена. Сцена и алтарь. Я приношу жертву божествам похоти и сладострастия. — Сложив ладони, Гуго закатил глаза.
— Может, довольно разыгрывать психов? — Софи села и гордо подняла окровавленное лицо. — Развяжите меня. Здесь отвратительный запах, мне нужно принять душ.
Переглянувшись, бандиты расхохотались. Сид молчал. Привязанный к столбу, он еле держался на ногах, рискуя каждую минуту потерять сознание. Губы и руки заледенели, к горлу подкатывала тошнота.
— Сидней, открой глаза. — Гуго ударил его по щеке. — Ты ведь знал, всегда знал, что так все и случится. Ты мог удавиться от сознания совершенной ошибки. Ты мог раскаяться и приползти ко мне… У тебя было время. Опоздал, мальчик. У графа ди Ламберто теперь другие планы… Эй… Мартин, развяжи этого слизняка и влей ему в ротик «горячей воды»…
Достав флягу с виски, Мартин выполнил распоряжение, после чего распустил веревки. Тело пленника осело на пол. Гуго захлопал в ладоши:
— Не торопиться — не значит тянуть. По местам. Я горю нетерпением. Полный свет! — Он включил специальную лампу, работавшую от аккумулятора. Сарай залил яркий свет.
— Да вы что, с ума сошли! — Софи яростно пнула ногой подошедшего к ней Мартина. И получила сильный удар в подбородок.
— Здесь никто не шутит, малышка. Потому что все — настоящие сумасшедшие. А психам насрать, что ты девка министра или всех здешних козлов. — Он разразился хриплым смехом. — Психи без дураков. Дошло?
Софи слизывала кровь, бежавшую из разбитой губы.
— Это правда, Сид?
— Беги, Софи! Пожалуйста, беги! — Глаза у Сида прояснились.
— Умник! — восхитился Гуго. — Хороший совет. Пусть бежит, летит, танцует. С укороченными пальчиками, после любви с Мартином и без единой капли крови! Правда, я рассчитываю на то, что девчонка успеет насладиться настоящим убойным сексом прежде, чем испустит дух… Тебя я пощажу, ragazzo. Вначале трахну, потом отрежу яйца и, наконец, отпущу. Гуляй и помни обо мне… Должен же кто-то носить цветочки на могилу любимой. Вам нравится такая программа, мисс Флоренштайн?
— Пустите, пустите, ублюдки! — извивалась Софи, пытаясь вырваться из рук Мартина. Но того лишь сильнее распаляла эта борьба. Срывая одежду пленницы, он бросил ее на огромный, почерневший от времени деревянный стол и, оглушив ударом кулака, оглядел распростертое тело, разрезал веревки на ногах.
— Начну с педикюра, шеф. — Он помахал в воздухе топориком.
— Пусть придет в себя. В последнее время я предпочитаю работать без анестезии!
— Невозможно, шеф, будет брыкаться. — Мартин согнул в колене ногу Софи и прицелился к босой ступне.