Идея

— Он подсел. Причём не физически — это прочищается. Он психологически зависим от выпивки. Это лечится только в стационаре, сами мы не справимся. Давай отправим его в диспансер?

Все два дня с момента возвращения с того света, Жгулёв занимался тем, что ел и пил. Пётр умудрялся напиваться даже тогда, когда кругом не оставалось ни единой бутылки. Оказалось, что у него имелись схроны едва ли не по всей деревне! Когда же пьяницу связали, чтобы тот проспался и очухался, он устроил такую дикую истерику, что едва не прорезал себе верёвками руки. Пришлось развязывать и запирать в отдельной комнате.

— Ты же сам знаешь, что там у него возьмут анализы. Вот врачи удивятся отсутствию меланомы. Угробить нас хочешь?

— А выбор есть? Связать его не получится — он себе руки порвёт, лишь бы добраться до водки. Мы, конечно, можем стоять с палкой и каждый раз бить его, едва потянется к бутылке, чтобы выработать рефлекс, но пользы от этого не будет. Едва отвлечёмся, он сразу сорвётся. Либо диспансер, либо он цирроз себе заработает. У тебя на этот счёт что-нибудь есть?

— Может, поговорить с ним можно? Или просто закрыть в подвале?

— Не будь ребёнком. Говорить бесполезно — он нас даже не услышит. А запирать… Ты представляешь, что такое запой длинной в полгода? Повторюсь — он не физически, он психологически подсел. Если его и запирать, то на три-четыре месяца, не меньше. Да и то потом нужно будет постоянно присматривать, чтобы он нигде бутылку не нашёл. Нужно чтобы у него внутри выработалась ненависть к спиртному. Только так, никак иначе. В диспансере умеют с этим работать, мы — нет. А без внешнего контроля он человеком вновь стать не сможет. Прими это как факт.

Разумом Кучаев понимал — врач прав. Трижды, будь он проклят, прав — вывести из такого запоя непростая задача. Но сдавать друга в лапы медиков нельзя — в карточке пациента чётко указано, что тот болен меланомой. И тогда пойдут слухи, даже если закрыть Петра в какой-нибудь платной клинике, гарантирующей полную анонимность. Артём знал — анонимность существует для основной серой массы, но никак не для сильных мира сего. Нет, допустить этого нельзя. Просто нужен внешний контроль за Жгулёвым. Некое недремлющее око, способное контролировать каждый шаг Петра и … Стоп! Око?! Ну конечно!

— Я знаю, что нужно делать! — возбуждённо произнёс Кучаев и, нещадно запинаясь, пояснил свой план. Павел посмотрел на физика, как на невменяемого:

— То есть в диспансер сдавать его ты не желаешь, но превратить жизнь в ад — это пожалуйста? Ты вообще понял, что сказал? Что, сам в тюрьме не насиделся, решил устроить её другим?

— Да никакой тюрьмы не будет! — запротестовал Артём. — Все, что нам нужно — это обеспечить контроль. Сделаем так, чтобы он не смог пить. Не потому, что кто-то внешний это запрещает, а потому что его собственный организм так говорит. Только этим и ограничимся. Глазного протеза у меня нет, но он и не нужен! Достаточно модернизированной линзы и десяток устройств по всему телу!

— И как ты собираешься это сделать? Неужели в тюремный институт начали пускать посетителей? Где ты найдёшь нужные технологии?

— Мне нужно в Сколково! — Артём от охватившего его возбуждения даже вскочил и заходил по комнате. — Там есть институт экспериментальной микроэлектроники с довольно неплохой аппаратурой. Схемы у меня есть, как и список необходимого оборудования. Если всё правильно здесь обустроить, то Пётр за пару недель отучится пить! Его свой же организм будет ограничивать. Давай попробуем? Если не выйдет, то обещаю — отправим в любой диспансер, какой укажешь.

Павел смотрел на бегающего Кучаева с нескрываемым скепсисом. То, что предлагал физик, за версту несло чем-то противозаконным и некрасивым, прежде всего по отношению к Петру. Однако небольшая часть сознания очень хотела увидеть диковинные разработки в действии, и она умудрилась перехватить власть над языком. Сам того не ожидая, Коршунов согласился:

— Давай попробуем. У тебя две недели, на это время я Петра введу в медикаментозную кому и очищу организм от алкоголя. Но учти — тебе это обойдётся в копеечку. У нас в районе с аппаратурой напряг, придётся покупать где-то на стороне.

— Пофиг на деньги! Делаем!

Глазной имплант был изобретён не сразу. На заре компьютерной техники похищенные учёные пользовались простыми линзами с нанесёнными на них микросхемами. Никакого наказания в те времена тоже не существовало — функции контроля забрали на себя охранники. Однако с развитием технологий развивались и устройства связи, что позволило в начале двухтысячных поставить на поток создание импланта. С тех пор о линзах никто не думал, но чертежи-то остались! Мало того, Артёму хватило всего пары часов, чтобы их модернизировать и интегрировать с подключаемыми к нервам блокам. Теперь, если подать правильный импульс, человека будет бить током, но ему будет казаться, что воздействие не внешнее, а внутреннее. Словно что-то внутри тела буянит. Как раз то, что необходимо.