гранты, молодых кадров нет, лучшие уезжают за рубеж, не видя здесь
перспектив и т. д.) [Там же, с. 257-272].
Регионалистика, судя по авторитетным суждениям Ю. Перелыгина
и В. Глазычева, находится на робкой начальной стадии развития,
примерно сходной с ситуацией советской социологии в 1960-х гг. [Там
же, с. 299-316].
Три статьи о восприятии современной российской мысли во
Франции, Германии и США [Там же, с. 319-352] имеют общий и
предсказуемый лейтмотив: Россия для указанных стран остается
далекой и, мягко говоря, не самой интересной периферией, отношение
к ней преимущественно объектное (изучать, что там происходит), а не
субъектное (интересоваться тем, о чем думают и пишут сами русские).
Музыка, театр, кино из России привлекают некоторое публичное
внимание, сохраняется уважительное отношение к российским
достижениям в математике и естествознании, тогда как современная
философия, социальные и гуманитарные науки почти никакого
интереса не вызывают.
Можно, конечно, сетовать на вековечный снобизм Запада по
отношению к России, но с важной поправкой: в свое время труды
многих русских ученых-гуманитариев получали признание и даже
вошли в классику мировой мысли (буддолог Ф. Щербатской,
политический писатель Л. Троцкий, психологи Л. Выготский и
А. Лурия, филологи М. Бахтин, В. Шкловский, В. Пропп, Р. Якобсон
и др.).
Примечательным оказывается полное изъятие философии из
«картографии интеллектуальных направлений» современной России.
Подозревать автора проекта В.Куренного в неприятии этой важнейшей
123
сферы мышления не приходится (журнал «Логос», в котором он
является научным редактором, отслеживает современные проблемы и
идеи философии, правда, преимущественно, западные). Остается
признать либо упадок отечественной философии, либо падение
интереса к ней интеллектуального сообщества, либо взаимоусиление
обоих факторов. Грустно, что тезис о глубоком и затяжном кризисе
отечественной философии, ее периферизации, подтверждается
(см. гл. 6, 16).
Причины интеллектуальной стагнации
Сборник «
социально-гуманитарной мысли в России, несмотря на растущее
обилие книг, статей и отдельные неплохо поставленные отрасли
исследований (экономический анализ, социологические опросы). Сам
проект «Мыслящая Россия» хорош, прежде всего, тем, что был
поставлен жесткий диагноз: Россия оказалась не-мыслящей, или же
мыслящей плоховато, неряшливо и провинциально.
Каковы же причины интеллектуальной стагнации? Разделим их на
внешние, относящиеся к социальному бытию самих интеллектуальных
сообществ и их окружения, и внутренние, относящиеся к образу
мыслей, ментальным стереотипам, установкам и предубеждениям,
«слепым пятнам» сознания и проч. (Если угодно, можно сопоставить
внешние и внутренние причины с достопамятными «социальными и
гносеологическими корнями».)
Многие внешние причины широко известны и проговорены, в том
числе участниками проекта «
инерция советской системы организации науки;
захват ключевых позиций академической номенклатурой,
заинтересованной лишь в сохранении своего положения;
отсутствие систематических дискуссий между разными
позициями и школами;
слабость или отсутствие реального взаимодействия между
фундаментальными исследованиями и прикладными разработками;
отрыв исследований (в НИИ) от преподавания (в университетах);
сугубо инструментальное отношение власти к социальным
исследованиям («если не пиар нам, то секвестр вам»);
«партийность» и низкопоклонство научных журналов (своим и
начальству — «зеленая дорога», чужим и безвестным
проникнуть весьма трудно, беспристрастное рецензирование
— редкость) и т. д.
124
Остаются актуальными более глубокие, неявные причины:
сохраняющаяся система дисциплинарного финансирования
исследований, препятствующая межнаучной кооперации
[розов, 2002, с. 570-571];
господствующая система оценки научного труда,
стимулирующая регулярные публикации (на основе мелких
исследований или вовсе при отсутствии таковых) и не
стимулирующая долговременные, трудозатратные штудии;
устойчивое взаимное равнодушие российских исследователей,
в результате чего новые идеи и направления не
поддерживаются, не получают отклика и гаснут;
общая заниженность стандартов научной квалификации
(особенно в провинции) и т. д.
Анализ внутренних причин интеллектуальной стагнации, проведенный Р. Коллинзом (утеря культурного
капитала, комментаторское поклонение классике и погруженность в технические
детали) [Коллинз, 2002, с. 655-659], может быть прямо приложен к
проблеме интеллектуального кризиса в современной России, но при
некоторых модификациях модели картина становится яснее.
Речь сейчас нужно вести не об утере ранее накопленных
достижений (это было верно для обрыва традиции после
«философского парохода» и «великого перелома» конца 1920-х гг.), а о
том, что в сегодняшней России культурный капитал в социальных
науках и философии практически перестал накапливаться.
Каждая новая волна интеллектуальной моды (из тех же США,
Франции и Германии) почти полностью смывает предыдущие волны и