Читаем Идеи и интеллектуалы в потоке истории полностью

нормативные представления об устройстве общества. Если же эти

представления имеют демократический и либеральный характер

(с ценностями и принципами открытого правового общества, уважения

прав и свобод, разделения властей и т. д.), то идеи, высказывания,

тексты такого исследователя при авторитаризме с большой

вероятностью будут выламываться из рамок лояльности власти и

режиму32. Добавим сюда все тот же конфликт: реакция власти на эту

нелояльность угрожает свободе, благополучию самого интеллектуала

и его семьи, возможностям его дальнейшей творческой работы, всему

коллективу (особенно, если он еще является руководителем).

Два полярных поведенческих паттерна в этом случае хорошо

известны: либо «годить» (по Салтыкову-Щедрину), т. е. «заткнуться»,

«молчать в тряпочку», прекратив любую публичную нелояльность и

оставив свои «принципы» только для «кухонных разговоров», либо

«лезть на рожон», «донкихотствовать» — выступать с гневными

обличениями, разоблачительными статьями, уже не особо заботясь об

акциях возмездия и репрессий со стороны режима.

Каждый из этих типов поведения оправдывается с позиций

соответствующей идентичности и ее ценностей: «надо заботиться о

32 Ср.: «Политическая реакция, наступившая после волны протестов 2011–2012

года, повлекла за собой резкое изменение условий этого неявного

“социального контракта”. Власти, сделав вывод о необходимости

закручивания гаек, принялись искоренять крамолу не только в отношении

дел (преследования оппозиционных лидеров и активистов), но и в

отношении слов. Помимо давно досаждавших властям правозащитников и

борцов с коррупцией под прицелом силовиков оказались и независимо

мыслящие (и по определению нелояльные) исследователи» [Гельман, 2013].

112

своей семье, о своем деле, не навредить товарищам» или «нельзя

оставаться трусами и рабами; если не протестовать открыто, то власть

будет наглеть и рабство будет усугубляться». При этом каждая

стратегия имеет свои немалые издержки, в первом случае касающиеся

самоуважения, политических следствий гражданской пассивности, во

втором связанные с социальным и материальным благополучием

человека, его/ее семьи, коллег.

Есть ли границы допустимого компромисса для интеллектуала,

исполненного гражданскими чувствами либеральной

и

демократической направленности, которые не противоречили бы его

приоритетной идентичности (соблюдение принципа ригоризма), но

при этом избавили от столь болезненных издержек, в том числе

морального плана (ущерба или реальных угроз ущерба для семьи и

коллег)?

Некоторые участники московских протестов остро чувствуют эту

коллизию, резко возражают против «компромиссов против совести»,

утверждая их пагубное влияние на само последующее творчество

интеллектуалов:

«Это страшно актуальный вопрос в связи с подписанием письма

деятелей культуры. Мне кажется, что это неправильный выбор, потому

что ты идешь на сделку и ты теряешь профессию, ты уже не только

режиссер кино, ты еще обязательный рупор оппозиции. И дальше это

нарастает, и если ты не борешься за профессию, она отмирает, и другие

профессии под нее попадают, т. е. на самом деле ты снимешь это свое

кино, но кино, которое делится на разрешенное/не разрешенное,

“ворованный воздух” — искусство, а “не ворованный” — не искусство;

это мы уже знаем, это мы проходили. Мы знаем, что из разрешенных

советских писателей почти никого не осталось в обиходе. Все, что мы

читаем, — это “ворованный воздух”. Да, есть и идея, что сейчас я скажу

какую-нибудь маленькую подлость, а потом зато спасу двадцать человек.

Это лучше, чем если ты делаешь подлость не потому, что просто хочешь

много денег, а потому, что хочешь спасти двадцать человек, но опять-

таки советский опыт нам показывает, что так не работает. Не надо

приносить свою совесть в жертву культурному делу»

[Беляева, 2014, с. 43].

Отметим, что участие в протестных акциях (митингах, шествиях и

проч.) относится не к интеллектуальной, а только к гражданской

идентичности. В этой сфере есть свои балансы и границы, обычно

связанные с соотношением уровня гнева или отчаяния, ожидаемой

массовости протеста и вероятными последствиями. Это тема для

самостоятельного

анализа — морально-политического,

социологического, психологического, оставим ее за скобками.

Речь пойдет о высказываниях интеллектуалов (выступлениях,

текстах). Стратегия «годить» здесь означает духовный и политический

эскапизм, «внутреннюю эмиграцию». Так в советскую эпоху

113

отвергавшие ее идеологию и порядки гуманитарии уходили в логику и

методологию науки, историю философии, семиотику и подобные

«безопасные» области. Попробуем предложить лучшую альтернативу.

Разделим высказывание интеллектуала на содержание и форму.

К содержанию следует предъявить следующее ригористическое

требование: утверждать те ценности и принципы, которые исповедует

интеллектуал, даже если они фактически нарушаются действиями

режима. В частности, таковыми являются звенья известного

«джентльменского набора» — всего того, что обычно нарушается при

авторитаризме: права и свободы человека, свобода слова и запрет

цензуры, равенство перед законом, независимость суда, разделение

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное