Читаем Идеи и интеллектуалы в потоке истории полностью

Наряду с этим, развивалась, но со своими остановками и провалами,

академическая «профессорская» философия. До сих пор самой яркой

фигурой здесь остается Владимир Соловьев. Он был не чужд

литературе, писал стихи, но здесь, скорее, поэтическое творчество как

бы выплескивалось из его мощной и добротной философии (притом,

что я почти по всем пунктам с ним не согласен). Несмотря на

репрессивность и удушающий режим советской эпохи,

в академической традиции появлялись такие крупные фигуры, как

Лосев, Асмус, Копнин, Ильенков, Мамардашвили. Никакой

включенности в литературный процесс здесь уже не было.

318

Как следует относиться к такому феномену, как популяризация

философии в рамках массовой культуры?

Вопрос непростой. С одной стороны, у каждого профессионального

философа не может не вызывать раздражение жонглирование

сакральными для нас именами мыслителей, фамильярное

бравирование упоминанием дорогих для нас понятий и категорий.

Вообще говоря, такова типичная, ожидаемая и социологически хорошо

объясняемая реакция сидящих в своей «башне из слоновой кости»

представителей абстрактного и «высоколобого» рода занятий на то,

что «башню» эту вдруг стали ломать, а редкие и бережно хранимые

священные реликвии пустили в расход на рекламу, пиар и дешевое

позерство, хоть на телеэкране, хоть в личном блоге.

С другой стороны, «дух веет где хочет». Мировоззренческие,

нравственные, экзистенциальные проблемы никуда не пропали, они

волнуют, пусть по-новому, каждое приходящее поколение. Кто-то

пропустит мимо ушей отвлеченные идеи и незнакомые имена, а кто-то

залезет в «Википедию», потом, глядишь, возьмется за серьезную

статью, книгу, поступит на философский факультет. Не нужно

исключать опять же действия социальных закономерностей: массовая

культура всегда рождает и контрдвижение — против всего расхожего,

низкопробного, против «попсы» и проч. В соответствующих

сообществах, кружках молодежи символом престижа и членства

нередко становится чтение необычных, малоизвестных книг, в том

числе и философских. А бывает и так, что взявшись за книгу вначале

ради личного самоутверждения, молодой человек втягивается и уже

начинает всерьез интересоваться философией.

Поэтому, коротко, ответ таков. Массовая культура захватывает,

перемалывает и выплевывает все без исключения. Никакие запреты

(помимо значащихся в законах о печати и СМИ) здесь и не возможны

и не нужны. Относиться к такой «популяризации» философии следует

снисходительно, без раздражения. Просто самим делать свое дело

честно и всерьез.

Довольны ли вы реакцией российских интеллектуалов на выход

вашей книги "Колея и перевал: макросоциологические основания

стратегий России в XXI веке" ?

Скажу так: уровень моего довольства средний, но с

оптимистическим взглядом на судьбу книги в будущем. Большим

громким событием в интеллектуальной жизни России книга не стала

— никаких иллюзий по этому поводу быть не может.

При этом в ведущих интеллектуальных центрах Москвы о книге, о

результатах исследования российских циклов, о стратегиях

преодоления этой «колеи» я рассказывал: в Институте философии

319

РАН, в Высшей школе экономики (в Фонде «Либеральная миссия», на

семинаре посравнительному анализу развития постсоциалистических

обществ и на Социологическом факультете), на философском

факультете МГУ, в ИНИОНе, Шанинке, РГГУ. Также были лекции,

доклады, диспуты на Полит.Ру (в «Билингве» и в кафе «ПирОГИ» на

Сретенке), в Школе культурной политики, в Библиоглобусе, в Клубе

политических блогеров им. И. Канта, на Радио «Свобода»,

в Независимом информационном центре, в московском бюро РосБалта

и др.

В Санкт-Петербурге я выступал с докладами по результатам книги

в Институте социологии, в Леонтьевском центре, в Географическом

обществе, на Днях философии в ЛГУ (на секции геополитики), на

местном телевидении, в тамошнем РосБалте. Также было несколько

выступлений в Институте истории и археологии Екатеринбурга,

в университетах Красноярска, Омска, Новосибирска, Горноалтайска.

В обсуждениях участвовали, в том числе в качестве оппонентов,

такие известные интеллектуалы как:

философы И. А. Гобозов, А. А. Гусейнов, В. Н. Карпович

(Новосибирск), В. И. Кудашов (Красноярск), А. И. Липкин,

В. В. Миронов, К. Х. Момджян, В. И. Разумов (Омск), В. Г. Федотова, С. А. Шаракшанэ, П. Г. Щедровицкий;

историки Л. С. Васильев, Э. С. Кульпин, Б. Н. Миронов (Спб);

социологи Г. М. Дерлугьян (Чикаго), И. М. Клямкин, С. Г. Кордонский, О. И. Шкаратан, В. А. Ядов;

политологи, экономисты, культурологи М. Н. Афанасьев, Р. В. Вишневский, С. Н. Гавров, Д. В. Драгунский, М. В. Ильин,

А. Кузьмин, В. В. Лапкин, С. А. Магарил, В. Э. Матизен, Г. О. Павловский, В. И. Пантин, А. А. Пионтковский,

С. С. Сулакшин, В. Л. Шейнис, И. Г. Яковенко; специалисты  по клиодинамике (теоретической

и математической истории) Л. Е. Гринин (Волгоград),

А. В. Коротаев, С. Ю. Малков, С. Н. Нефедов (Екатеринбург),

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное