Читаем Идеи и интеллектуалы в потоке истории полностью

связи между фракциями» и «долговременное поддержание общего

фокуса интеллектуального внимания между фракциями». Прямо и

механически этих условий не обеспечить.

Здесь нужна самостоятельная теоретическая, программная, организационная,

возможно, даже правовая и экономическая работа. Гарантий

автоматического появления великих философских учений нет, но на

существенную интенсификацию и повышение качества философской

работы вполне можно рассчитывать. Даже провал такого рода усилий

будет небесполезен, поскольку позволит философам уточнить

положения исходной концепции и больше узнать о социальных

условиях и закономерностях собственного творчества.

Сценарий 6 практически не вероятен, но все же я его приведу для

полноты спектра. В качестве мыслительного эксперимента представим

себе ситуацию, что данная книга получила исключительно большую

популярность и стала оказывать доминирующее влияние

в современном российском интеллектуальном сообществе. В мировой

истории мысли так было неоднократно с учениями Платона,

Аристотеля и Канта, происходило с доктринами Плотина, Фомы

Аквинского, Лейбница, Гегеля, а также (в соответствующих

традициях) — с учениями Шанкары, братьев Чэн и Чжу Си, ал-Газали

и ал-Фараби. Не так давно сама русская философия находилась почти

в полном идейном подчинении у марксизма, причем этот факт нельзя

сводить к чисто политическому принуждению. Чем же грозит

догматизация «учения Коллинза»? Есть ли чего остерегаться?

Постоянный упор в самой доктрине на интеллектуальные конфликты,

споры и противостояния не позволит превратить ее в единую жесткую

идеологию. Скорее всего, быстро произойдет раскол, например, на

«философствующих» и «социологизирующих», на «субъективистских»

и «объективистских» толкователей учения. Непременно появится

300

мощная «антиколлинзовская» оппозиция. Вместе с тем, чтобы

уверенно отстаивать доводы против положений «социологии

философий», представители оппозиции вынуждены будут взять в руки

то же оружие — широкий историко-сравнительный анализ и

альтернативную социологическую теорию.

Борьба таких «тяжеловесов» вполне может стать весьма острой и плодотворной.

При равновесии сил и возникновении патовой ситуации, скорее всего,

появится скептицизм с лозунгом «чума на оба ваших дома» и/или

обобщающий синтез с последующим новым циклом расщепления

сильных позиций, слияния слабых позиций и т. д. Иными словами,

интеллектуальное развитие будет опять-таки продолжаться по модели

того же Коллинза, хоть его догматизированное учение и будет

раскритиковано. Опасность может представлять только такое

доминирование нового учения, которое принуждает отказываться от

прежних местных традиций, от собственных идейных культурных

корней (см. об этом ниже в обсуждении закономерностей «идейного

импорта»). С учетом этой поправки, серьезное принятие идей

Коллинза, вплоть до «подчинения» им, не остановит

интеллектуальную динамику, но лишь сообщит ей новый импульс и

глубину.

Сценарий 7. Тот вариант реакции философского сообщества на

книгу Коллинза, который представляется самым интригующим и

перспективным. Возможно ли, освоив богатое положительное

содержание книги Коллинза, сосредоточить внимание на том, чего

в ней нет, но указание на что можно в ней вычитать?

Прислушаемся к тому, что говорит сам автор книги о других

учениях:

«... несовершенства больших доктрин являются источником их вызова.

Но должно быть величие обеих сторон: великие доктрины и великие

несовершенства».

Для уточнения существа «великих несовершенств» у Коллинза есть

ключевой термин — глубокие затруднения. Это такие проблемы,

попытки решения которых ведут к многообещающим результатам, но

неизбежно приводят и к следующему слою проблем. Коллинз поставил

и решил очень много сложных задач в своей фундаментальной работе,

но все же главное ее достоинство носит как бы «апофатический

характер»: это то, на что он замахнулся, на что указал, о чем намекнул,

что можно у него вычитать, но решения чего в книге нет.

Укажем на самые очевидные примеры в сфере научных проблем.

Коллинз утверждает в первой, теоретической главе возможность

предсказывать содержание творчества, представляет для этого

резонные доводы, но в остальной части книги практически ничего так

и не предсказывает. Далее Коллинз обоснованно утверждает, что при

перегруппировках сильные позиции делятся, а слабые соединяются, но

301

какие позиции и при каких условиях окажутся сильными, а какие

слабыми, — до сих пор остается во мраке неизвестности. Коллинз

смелыми крупными мазками рисует соединения идейных

последовательностей в разных традициях мировой философии, где

скрещиваются космологическая, метафизическая, эпистемологическая,

оккультная, естественнонаучная, математическая последовательности,

но почему, при каких условиях это должно происходить так или иначе

— опять же неизвестно. Замах сделан, а броска нет. Для многих

критиков это будет поводом для злорадства и ехидных насмешек, но

рано или поздно найдутся смельчаки, которые осмелятся этот

интеллектуальный бросок совершить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное