Читаем Идеи и интеллектуалы в потоке истории полностью

фильма, спектакля, обряда), которые можно назвать культурными

смыслами, также не являются предметом нашего внимания.

Не будем говорить и о личностных смыслах, смыслах как

переживаниях конкретных людей, групп, сообществ, т. е.

о психологических смыслах.

Нас интересуют философские смыслы, претендующие на

объективность и общезначимость. Именно в этом значении говорится

о смысле жизни (вообще), о смысле истории (вообще), о смысле любви

(вообще) и т. д. Заметим опять же, что в содержательных философских

вопросах нет общепризнанности, раз и навсегда установленного

консенсуса относительно открытий и истин, но это вовсе не мешает

философским позициям претендовать на объективность и

общезначимость.

Разумеется, при внешнем взгляде такие философские смыслы

можно отнести к понимаемой широко категории культурных смыслов,

поскольку любая философия строится в рамках некоторой культуры

или пересечения культур. Однако культурологический взгляд является

имманентно релятивистским: любой культурный смысл оправдан, и ни

одному нельзя дать преимущества. Специфика философского смысла

состоит не только в его претензиях на общезначимость (это касается и

религиозных, и политических ценностей, также имеющих природу

культурных смыслов), но также в особой абстрактной аргументации.

Смысл истории — это, прежде всего, смысл исторических

изменений. Поставим два вопроса: что в человеческой истории

остается неизменным, и какие изменения следует считать наиболее

существенными.

67 Именно при таком понимании термина «смысл» обычно отвергается сама

проблема смысла истории, см., например: [Хоцей, 2005].

236

Рассмотрим требования к понятийной форме смысла истории. В

поиске адекватной понятийной формы необходимо учесть ее

потенциальную разномасштабность. Она должна подходить как для

осмысления всей человеческой истории, так и для ее отдельных частей

— явлений, даже весьма малой размерности. Еще одной важной

априорной характеристикой искомой формы является ее открытость в

будущее.

Будущее открыто, но только отчасти

Предопределен или нет дальнейший ход человеческой истории?

Оба крайних ответа не верны. Тезис о полной предопределенности,

т. е. о наличии однозначных моментов и периодов, которые настанут в

будущем, симметрично тем, что уже имели место в прошлом,

противоречит всему известному нам о случайности, вариативности

множества процессов, а также о свободе действий индивидов, групп и

больших обществ. Кроме того, замкнутая в аспекте будущего

мыслительная форма смысла истории (например, путь к Страшному

Суду или всеобщему благоденствию) оказалась бы не зависимой от

смысла исторических явлений, догматической.

Журналистским штампом стал тезис о полной открытости,

абсолютной непредопределенности и непредсказуемости будущего

человеческих обществ, однако он также не верен, поскольку при

сохранении некоторых базовых условий очень многое в человеческом

бытии сохранится, а значит — предопределено. Так, в глобальном

масштабе, при отсутствии тотальных разрушительных бедствий можно

смело утверждать, что через 5, 10 и 50 лет в мире останутся

государства, города, церкви, музеи, школы и университеты. Больше

или меньше станет государств (например, по критерию признания

ООН), больше или меньше будет университетов (официально

зарегистрированных и реально ведущих обучение) — это уже вопрос

исторической динамики. Важно, что они будут и это предопределено в

рамках заданного базового условия.

В масштабе отдельного индивида предопределено, что каждый

живущий человек умрет, но не предопределено, когда именно. Многое,

но отнюдь не все, в судьбе каждого человека определяется тем, в какой

семье, в каком месте и в какой стране он вырос, его социальным

окружением, происходящими вокруг него и с ним процессами и

событиями.

То же можно сказать и о социальных целостностях всех

промежуточных масштабов (о группах, организациях, социальных

слоях, поселениях, провинциях, странах).

237

Итак, будущее любого масштаба отчасти определено, задано, а

отчасти весьма вариативно и зависит от тут же складывающихся

условий, от свободных решений и действий.

Относительно социального бытия есть два полярных подхода к

рассмотрению, две основных парадигмы, которые можно обозначить

через категории «естественного» складывания и «искусственного»

конструирования. Рассмотрим их детальнее, а затем покажем, что для

понимания смысла истории требуется некая третья парадигма.

Процессы «естественного» складывания

Неизменной и универсальной остается онтология человеческой

действительности, а именно разделение на четыре сферы бытия

(материальный мир, социосфера, психосфера и культуросфера) и

принципиальные взаимосвязи между ними. В каждой сфере действуют

свои законы68.

То, что происходит в истории, во многом определяется объективно

действующими законами, но действуют они относительно имеющихся

конфигураций (материальных предметов и ландшафтов, социальных

структур, культурных образцов, психических структур и феноменов).

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное