Идеи и интеллектуалы в потоке истории

большинства присутствующих остается философским грехом —

невнятицей.

Терапия возможна только при наличии действительного настроя

самого философа научиться говорить и писать ясно. Первые

простейшие рекомендации: строить короткие предложения с

подлежащим и сказуемым, следить за логическими связками между

суждениями, по возможности, заменять все иностранные слова

русскими синонимами, выделять в каждом разделе только одну

главную мысль, точно ее формулировать, а затем обеспечивать

несколькими обоснованиями и примерами.

5. Грех догматизма. «Ничего нового и значимого нет, и уже не

может появиться. Все есть в трудах классиков. Тщетны любые потуги

их опровергнуть, превзойти или “развить”. Попробуйте-ка высказать

мне какую-то новую идею! Я тут же покажу, что она либо уже

содержалась в другой форме в текстах классиков, либо была ими

полностью опровергнута, либо вовсе не стоит внимания».86

86 Вот яркий пример столкновения с догматизмом и доморощенным

невежеством на конгрессе в Новосибирске:

- Вы судите о политэкономии, а какие современные направления и авторы в

отечественной и мировой науке Вам известны?

- А разве такие есть?

- Да и немало, сейчас весьма интенсивно развиваются исследования на стыке

экономики, политической науки, социологии, антропологии и психологии.

- Так ведь это все буржуазные теории!

- Пожалуй, да, уж точно они не пролетарские.

- Так ведь Маркс уже давно раз и навсегда опроверг все буржуазные теории!

Зачем же мне их знать?!

314

Распознать грех догматизма легко по неприятию всего нового и

навязчивым отсылкам к «священным именам». А вот освободить от

греха крайне трудно, если вообще возможно. Философские догматики

обычно агрессивны и непробиваемы. После провала нескольких

попыток убедить контрдоводами, примерами новых идей, лучше

отойти в сторону и оставить чрезмерно верных адептов наедине со

своими кумирами.

6. Грех вымороченности (пустой схоластики). Философ с таким

грехом говорит и мыслит пустыми словами, за которыми нет

предметного, а часто и смыслового содержания. В сочетании с

птичьим языком и догматизмом грех вымороченности дает почти

массовое заболевание среди философов, как отечественных, так и

зарубежных. Моды на слова и направления меняются. В России после

гегельянства и шеллингианства, концепций общинного социализма и

народничества, эмпириокритицизма и неокантианства приходят

пролетарский психоанализ, педология, затем материалистическая

диалектика, формационный подход и научный коммунизм. Потом

наступает черед кибернетики, системного анализа, культурологии и

цивилизационного подхода, постмодернизма, диалога культур,

аналитизма, феноменологии, информациологии, синергетики, транзитологии,

виртуалистики, дискурс-анализа, исследований глобализации и теперь уже кризисологии. Нельзя сказать, что любое из

этих и подобных направлений изначально и фатально пусто и

бессодержательно. Речь идет о том, что на одного мыслителя,

умеющего связывать соответствующие абстрактные понятия с

историческим и жизненным опытом, с научными фактами и

концепциями, приходится десять (если не сто или тысяча) тех, кто

просто повторяет те же слова в разных сочетаниях, пользуясь лишь

давно заезженными «примерами».87

87 Как известно, средневековую схоластику реабилитировали, а сугубо

абстрактные рассуждения Платона (например, в «Пармениде») и «первая

философия» Аристотеля (например, в «Метафизике») по праву считаются

вершинами чистого философствования. Почему же в XX и XXI вв. стало

неприемлемым то, что задало тон всей европейской философии

столетиями раньше? Пожалуй, главная разделительная черта определятся

появлением новых, постгалилеевских наук с эмпирическими основаниями

и общими теориями с объяснительной и предсказательной силой. В этой

принципиально новой ситуации, строго говоря, любая «первая

философия» (метафизика, онтология или гносеология) оправдана лишь в

той мере, в которой она прямо или косвенно помогает создавать новые

эмпирически обоснованные теории в той или иной области. Если же

современный философ пытается подражать древним авторитетам и

презрительно отвергает требования связи его рассуждений с опытом,

315

Грех вымороченности распознается через просьбы привести

примеры, проинтерпретировать конкретные ситуации, через вопросы о

связи рассуждений с достижениями современных наук

в соответствующей области. Жесткий отказ свидетельствует о

закоснелости в грехе, возможно, неизлечимости. Готовность

применять свои схемы к новым и новым реальным ситуациям,

готовность изучать чужие научные результаты, изменять и дополнять

свои схемы, понимание необходимости операционализации и

проверки, тем более, наличие направленности на верификацию и

фальсификацию своих тезисов — хорошие признаки. Такой философ

либо грешит схоластикой в рамках допустимого, либо вообще должен

быть признан безгрешным в данном отношении.

7. Грех аутизма (эзотеризм, «слоновокостность») — пожалуй,

самый легкий из перечисленных, во многом противоположный самым

тяжким первым двум грехам. «Какое мне дело до политики, власти,