Читаем Идеи и интеллектуалы в потоке истории полностью

самосознания интеллектуалов и для теоретического осмысления

истории идей. Лучший способ оценки здесь — соотнесение с уже

известными работами, сопоставимыми по тематике и широте охвата.

309

Признаюсь: работ такого теоретического уровня, посвященных

философско-богословскому и научному творчеству с единством

взгляда на традиции разных мировых регионов, мне не известно. Что

касается анализа только западной традиции философии, то и здесь

можно поставить рядом только знаменитые историко-философские

труды Гегеля и Б. Рассела, возможно, исследования по логике и

истории науки Т. Куна, К. Поппера и И. Лакатоса (кстати, у Коллинза

есть неявные идейные переклички со всеми этими авторами). Верна

или нет столь высокая оценка «Социологии философий» покажет время,

но именно такова высота планки для оценки интеллектуальной

значимости этого фундаментального труда.

Масштаб значимости данного труда, в точном соответствии с

моделью самого Коллинза, будет адекватно оценен лишь по

прошествии трех-четырех и более поколений. Современность — это

«густой туман», но даже в нем просматриваются контуры той

интеллектуальной громады, которую предоставляет нам Коллинз.

Позвольте выразить надежду, что читатель « Социологии

философий» почувствует соприкосновение с мощью теоретического

мышления автора, блеском его таланта и эрудиции, ощущение

присутствия при грандиозном прорыве в понимании социальных основ

и закономерностей конфликтного развития интеллектуального

творчества, в понимании самой сущности философии.

310

ПРИЛОЖЕНИЕ 2. Семь смешных философских грехов

На Философском конгрессе в Новосибирске (25-28 августа 2009 г.)

я часто и много смеялся. Кто-то ругал организацию конгресса,

руководство, пленарные заседания, отдельных или всех участников,

кто-то возводил глаза к небу, а мне, моим ближайшим друзьям и

коллегам было очень смешно.

Потом я попытался осознать, в чем суть этого веселья. Сразу после

окончания конгресса обсудил происшедшее с философской

молодежью из разных городов, посмеялись уже вместе. В результате

появилось понимание, что это реакция на радикальное

несоответствие между высоким статусом мероприятия, серьезностью

заявленных тем и секций, наконец, прокламируемой связью с давними

великими традициями (от Сократа и Лао Цзы) и уровнем подготовки,

мышления немалой части участников конгресса.

Чтобы как-то структурировать это данное в ощущениях

несоответствие, я воспользовался классической формой «семи грехов».

Во время первых обсуждений этих соображений (в Новосибирске,

затем в Ростове-на-Дону, в Лиманчике и в Москве) коллеги-философы

толкали меня на объявление этих грехов смертными, но в силу своего

неискоренимого гуманизма и в память о своей изначальной

эмоциональной реакции я решил назвать их сме шными. В конце

концов, только смех и поможет нам от этих грехов по мере сил

избавляться.

Сразу замечу, что, расписывая далее философские грехи, автор

отнюдь не объявляет себя безгрешным (причем грешен почти по всем

пунктам, надеюсь, кроме 2-го). Вообще философу полезно смеяться

над собой, и для очищения своей мятущейся души от грехов, и для

восстановления нередко слабеющей связи с другими людьми и самой

жизнью. Поэтому читателю рекомендуется не только с удовольствием

находить грехи у коллег-философов, что всегда заманчиво и приятно,

но и попробовать применить к себе любимому, что трудно, но

несравненно более душеполезно (поэтому описание некоторых грехов

дается от первого лица). А уж если удастся посмеяться над самим

собой, то катарсис обеспечен.

1. Грех невежественной и доморощенной «гениальности». «Я не

такой, как другие мелкие людишки, хоть часто и вынужден это

84 Опубликовано в журнале: Вестник Российского философского общества.

2009. № 3. С. 58-63.

311

скрывать. Я намного умнее, глубже, талантливее. В прошлом, конечно,

были могучие мыслители, но я уже освоил и, честно говоря, превзошел

их достижения. А сейчас мне и сравниться не с кем. Читать жалкие

писания современников — пустая трата времени. Что они могут?

Почти никто даже не способен оценить величие моих идей. Как же

трудно донести до них всю глубину сделанных мною эпохальных

открытий! И ведь упираются, пытаются опровергнуть, смеются — все

от зависти и скудоумия. Как тяжело жить гению среди глупцов,

гиганту мысли среди лилипутов!»85

Распознать такой грех у выступающего несложно, достаточно

спросить, какие ему известны отечественные и зарубежные

современные работы по его теме, чьи недавние достижения (кроме

своих) он считает наиболее значимыми. Если интереса к таковым нет

вообще — плохой признак. Если же наблюдается готовность

ознакомиться с чужими результатами, соотнести с ними свои

изыскания, отказаться от привычного самолюбования — отрадно, грех

может быть изжит.

2. Грех сервилизма у философов прост, типичен и общеизвестен,

как взяточничество, распилы и откаты у чиновников. «Чего

изволите’с?» — вот руководящий принцип для соответствующего

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное