Идеальный сын

А потом я очнулась не в отделении. Я была уже в отдельной палате, а у медсестёр была зелёная, а не голубая форма. Это было вчерашним утром или уже сегодняшним?

Следователь опрашивал меня, по ощущениям, несколько месяцев. Не на все вопросы я, конечно, отвечала прямо, но и он не то чтобы все карты раскрыл. Почему ему просто не рассказать мне, как они ищут Джейми?

Из меня пытается вырваться страх, словно запертый в клетке зверь теребит замок. В голове проносится воспоминание: несколько человек рванулись за ножом. Первым успевает Джейми, потом мы с Йеном. Боль от входящего в тело лезвия.

Дверь открывается, и я замечаю светло-зелёную стену коридора, но тут же весь проём занимает массивная фигура Сэндлера. Борода у следователя редкая, скорее уже седая, чем чёрная. Волосы тоже тронула седина. Сам он высокий, глаза карие, очки в толстой оправе. На нём чёрные костюмные брюки, бледно-голубая рубашка, которая за целый день помялась.

Он только делает шаг вперёд, как мне сразу же в глаза бросается сутулость – позвоночник будто изогнулся бумерангом. Видно, на службе повредил или в детстве чем-то переболел.

Сэндлер протягивает руку, и внутрь шаркает мама, тычась тростью в тонкий ковролин. Сразу видно, что день плохой: артрит её одолевает. Чувствую прилив раздражения – сдалось Сэндлеру, больнице тащить её сюда.

– Мама, – хриплю я, удивляюсь, что болит горло, а на глаза наворачиваются слёзы. Я вдруг понимаю, что ужасно соскучилась, но вместе с тем – лучше бы она не приезжала.

Мама поднимает голову на Сэндлера, а тот кивает, и только потом она решается подойти поближе.

– Давайте я принесу чай с печеньями, – говорит Сэндлер, выходит из палаты и закрывает дверь.

Мама обходит столик и идёт к дивану. Ближе в кресло сесть, но я молчу, слишком засмотрелась на столик. Мама проходит и опирается о него ногой, но тот с места не сдвигается. Я выпрямляюсь, не обращая внимания на боль, от которой кусаю щёку изнутри, и замечаю, что ножки столика привинчены к полу.

– Прости меня, – говорит мама, пытаясь развернуть скомканный в шарик платок.

– Это мне надо извиняться, – вздыхаю я, чувствуя внезапный прилив усталости. Вот бы снова туман меня взял, думаю я, но его отчего-то нет. – Зря они тебя вызвали. Как доехала? Полиция привезла?

Она хмурится.

– Полиция? Милая моя, нет, Шелли.

– Шелли? А что она тебе, мам, наболтала? – Выпрямляюсь, и рана отзывается страшной болью, даже от ножа так худо не было.

– Сказала… Сказала… – Голос у мамы дрожит, как и руки, и мне страшно хочется сесть поближе к дивану, сказать ей, что всё будет хорошо, но не могу, потому что не будет.

– Слушай, времени мало, – кидаю взгляд на дверь, говорю тише: – Забери меня отсюда. Сэндлер – полицейский, – мне кажется, подельник Шелли. Откуда-то они друг друга знают. Они, наверное, знают, где Джейми, только мне не говорят.

Мама издаёт какой-то хрип, сдавленный стон.

– Ну не плачь, пожалуйста. – Изнеможение сменяется раздражением. – Мама, пожалуйста, послушай меня. Тебе тяжело, я понимаю, но времени нет. Нужно поскорее выбираться отсюда и искать Джейми.

– Когда ты перестала отвечать на звонки, надо было мне не сидеть, а что-то сделать. Я говорила Сэму, беда какая-то с тобой…

– Ты не виновата, – качаю я головой. Вот бы она заткнулась и услышала меня.

– Тесс, я здесь, рядом, но надо следовать рекомендациям доктора Сэндлера.

– Доктора? Мама, он не доктор, он следак. Но видишь, он нас обеих обманул.

Дверь распахивается, я вздрагиваю, и от напрягшихся мышц боль в очередной раз расходится по телу. Всеми рецепторами, сознанием я жажду морфина, с ним не будет ни боли, ни этой палаты.

С Сэндлером заходит низкорослый медбрат, которого я до сих пор не видела, заносит поднос с чашками и шоколадными галетами. Под мышкой у него коричневый конверт А4.

Сэндлер подходит к креслу, в котором и сидел все часы нашего разговора. Медбрат ставит поднос на стол. Когда он выходит, за ним плотно закрывается дверь, но на долю секунды до этого я вижу Джейми.

Мимолётом мелькнули блондинистые кудри, и сам он пронёсся мимо, поспевая за медбратом. Но это точно Джейми. Наш малыш здесь, в больнице.

Сердце бешено стучит в груди. Рана так дерёт, словно швы вот-вот разойдутся, но, Марк, я его видела. Видела Джейми. С ним всё хорошо!

Дверь закрывается с щелчком, и я перевожу взгляд на Сэндлера. А он смотрит прямо на меня, изучая, что написано у меня на лице.

– Надо было сказать. – Я со вздохом закрываю на миг глаза. Как давно уже они отыскали Джейми и привели сюда? – Надо было сказать, – повторяю я, – что Джейми вы нашли.

Сэндлер кивает, но ничего не говорит и вместо ответа поворачивается к маме.

– Миссис Гарфилд, я до сих пор вёл записи наших бесед с Тесс, и с вашего позволения хотел бы вести их и в дальнейшем.

– Хорошо. – Голос мамы дрожит, и она снова достаёт платок. Меня вдруг обуревает порыв вырвать его у неё из рук, бросить на пол. Это мне надо плакать. Меня ударили ножом. Меня здесь заперли. А мама пусть идёт, за Джейми смотрит.