•
•
•
•
Любая из этих эмоций в кризисе может стать проблемой как минимум потому, что у людей часто нет хорошего словаря для обозначения своих переживаний, а значит, они не всегда знают, что с ними происходит и как это определить. Да и самого контакта со своими эмоциями может не быть, за исключением экстремально сильных состояний, которые пробивают любую защиту и поэтому их можно легко зарегистрировать и опознать. Сложность ещё и в том, что эмоций в кризисе очень много, они буквально налетают друг на друга и путаются. И тогда начинаются попытки описать своё состояние через всем знакомые фразы: «Мне некомфортно», «Меня накрыло», «Меня отпустило», «Меня плющит» и т. д. В русском языке есть целый ряд таких выражений, явно обозначающих эмоции и при этом не оставляющих шанса понять, что же точно это за эмоция.
Опознание и наименование эмоций в большинстве случаев сразу же делает легче процесс их переживания, а если человек упирается в тупик в описании, то облегчить себе состояние он, получается, не может и это становится проблемой. В чём-то причины сложностей с называнием эмоций имеют исторические корни: в нашей истории были целые периоды длиной в десятилетия, когда не было принято уделять много внимания тому, кто что чувствует. И модный нынче высокий эмоциональный интеллект — это то, что нечасто встречается, и это совершенно нормально, потому что не всем людям он нужен.
Отдельное затруднение состоит в том, что многие переживают эмоции через тело, не умея или не успевая опознать эмоцию именно как эмоцию: например, не «Я начинаю злиться», а «Так накрыло, аж давление поднялось». Регистрируются только телесные ощущения, а в запущенных случаях — болезненные, патологические телесные ощущения. У многих даже возникает компенсаторное состояние эмоциональной анестезии, опустошения и апатии, когда чувства настолько болезненны и нежелательны, что выжигают всё, оставляя ощущение пустыни. А у некоторых чувства вообще с начала кризиса изолированы неизвестно где.
Как вы, наверное, знаете, у эмоций есть сигнальная функция[26]. Это значит, что каждая эмоция нам о чём-то сигнализирует, и есть общепринятые представления о том, какие именно сигналы подаёт та или иная эмоция.
Например, эмоцию отвращения люди обычно испытывают к чему-то, связанному с разложением или с продуктами жизнедеятельности. Соответственно, сигнал, зашифрованный в этой эмоции (даже если она относится к вполне целому и неразложившемуся), говорит о том, что соприкосновение с отвратительным объектом грозит заражением, проблемами, расстройствами и в целом небезопасно. Не нужно это есть, не нужно с этим рядом находиться, оно слишком чуждое. Как бы нерационально это ни выглядело в некоторых ситуациях, но сигнал, содержащийся в отвращении, именно такой.
Какой сигнал содержится в злости? Обычно люди чувствуют злость, когда их чего-то лишают. То есть сначала у них что-то было — условия, ресурсы и т. д., а потом они несправедливо перераспределились (по мнению человека, который злится). Соответственно, злость — это возможный сигнал о том, что произошло перераспределение не в вашу пользу и теперь у вас стало чего-то меньше или теперь у вас есть не то, что вам нужно, и вы не можете полностью удовлетворить свои потребности. Обычно поведение, связанное со злостью, позволяет перенаправить эту получившуюся несправедливость, снова изменить распределение ресурсов и подать встречный сигнал тому, кто/что вас злит, чтобы он/она/оно перестали это делать. Конечно, в идеальной ситуации.
Таким образом, злость — это сигнал о том, что вашу границу прогнули или даже проломили. Сейчас она не там, где должна быть, и вам нужно с этим что-то делать. Цель поведения в рамках чувства злости — выгнуть границу обратно, как бы отвечая: «Нет, со мной так нельзя, и я не позволю со мной это делать», и не допустить повторения.