Идеальные

И о Чикаго Алабама не сказала ни Бенно, ни Тому. Бенно подвез ее и высадил у офиса Гвендолин, как обычно делал в день приема. Только на этот раз Алабама прошла мимо входа, поймала такси и поехала в аэропорт. Бенно, должно быть, сильно расстроился, узнав о том, что она сделала. Да и ей самой было неприятно, что она улетела, не попрощавшись.

Быть может, однажды она вернется и извинится.

А может, и нет.

Шагая по тротуару, Алабама замечала вокруг себя все, что раньше было только фоном. Аптеку на углу. Вазоны с цветами на краю тротуара. Бездомного с картонной табличкой в одежде одного оттенка серого. Она бросила в его шапку несколько монеток в четверть доллара, и мужчина в знак благодарности низко склонил немытую голову.

Парк «Миллениум» остался в точности таким, каким Алабама его запомнила. Она присела на бортик фонтана рядом с незнакомыми ей людьми, наблюдавшими за тем, как их дети играли в фонтане.

Алабама тоже понаблюдала за ними. Ребята прыгали, пританцовывали, кружились и визжали от радости. И в какой-то момент Алабама сбросила туфли и пробежалась вместе с ними по мокрому бетону. Только в сторону она отошла раньше, чем фонтан окатил ее водяными брызгами.

Когда подошло время, Алабама надела туфли и еще раз проверила телефон. Робин Синклер не являлась инфлюенсером, но вела себя под стать. Она взялась документировать поездку в Чикаго, не успел их с Холли самолет приземлиться в аэропорту. Ненадолго Алабаме даже стало противно от того, что из всех людей именно такая особа умудрилась войти в ближний круг Холли Гудвин. Но она была здоровым и разумным человеком, чтобы не зацикливаться на этом слишком долго.

Алабама направилась к тротуару. Пешеходная дорожка кишела людьми, передвигавшимися в обоих направлениях, наталкивавшимися на других прохожих, успевавших увернуться от столкновения, чертыхавшимися и смеющимися. Алабама задумалась обо всех этих людях и ощутила прилив эйфории: никто из них, ни один человек, не знал и не догадывался о том, что лежало в ее сумочке.

Она подошла к углу, на котором люди ждали, когда светофор просигнализирует им: можно переходить улицу. Алабама тоже остановилась, вместе с толпой и в то же время обособленно от нее. По одной очень важной причине. Она сунула руку в сумочку и, нащупав нож, провела пальцем по острой кромке лезвия. Это было первое, что сделала Алабама по прилету в Чикаго. Она пошла в универмаг и, уподобившись пожилой покупательнице, обошла все отделы магазина, внимательно изучая ассортимент, перебирая полотенца, щупая постельное белье и охая над ценниками. И кассирша не моргнула глазом, когда она купила набор ножей. Она, наверное, взглянула на Алабаму и решила, что та будет использовать их по назначению, как хорошая хозяйка – для рубки овощей, нарезки сыра. Не всякий человек обладал таким воображением, как Алабама.

Алабама испытала легкое разочарование из-за того, что кассирша ее не узнала, хотя она, конечно, чуток пополнела, да и волосы теперь были темнее. «Зато как она будет потрясена, посмотрев позднее новости», – хмыкнула про себя Алабама, представив, как она рассказывает репортерам о неожиданной стычке, и ее лицо становится все серей и серьезней.

Коварство загадочного исчезновения, – пришла к выводу Алабама, – заключалось в вопросах, оставшихся без ответов. Да, именно вопросы в ряде случаев делали историю легендой. Но легенды возникали разными путями, в зависимости от ситуаций, и не все из них содержали в себе тайну.

Разве кто-нибудь стал бы переживать за Черную Орхидею[5], если бы не знал, как именно она умрет?

Алабама сознавала риски того, что задумала сделать. Холли могла не клюнуть на наживку. Черт, она могла действительно измениться! Хотя нет. Алабама так не думала. По своему опыту она знала: большинство людей остаются такими же. Натуру не изменишь.

И настоящая Холли – та Холли, что была не на виду у людей, а старательно таилась – той ночью на кухне схватилась за хлебный нож. Та, истинная Холли, пусть и на короткий миг, но была готова убить.

Она думает, что можно скрыть свою натуру от людей. Она думает, что может просто так разгуливать по городу, как обычный человек, и никто не узнает, какая она в действительности. Это же недопустимо! Это просто оскорбительно. И для нее, для Алабамы, и для всех остальных, кто всегда считал Холли идеальной. При этой мысли кровь в жилах Алабамы взбурлила.