Идеальные

– Я тебя понимаю, – сказала Робин, и Холли было приятно это услышать, хотя она всерьез усомнилась в том, что Робин понимала все, что творилось в ее голове. – Не думаю, что я тебе это рассказывала, – продолжила Робин. – Но ты ведь знаешь о проекте «Джози»? Благотворительном фонде, куда идут средства от наших забегов? – Холли кивнула, хотя она ничего не знала об этом благотворительном проекте, за исключением названия. – Его начали мои школьные друзья в наш выпускной год. Мы назвали его в честь одной девочки, вместе с которой учились – Джози Саммерлэнд. Она покончила с собой, когда мы ходили в предпоследний класс.

Холли – удивленная – вновь перевела глаза на Робин, но теперь уже взгляд той устремился куда-то вдаль, над головой Холли. Робин улыбалась, но какой-то вялой, грустной улыбкой, не соответствовавшей остальному лицу. «А она, вообще-то, сознает, что улыбается или нет?» – озадачилась Холли.

– Ох, – произнесла она, почувствовав себя глупо, – я и не знала, что ты училась вместе с Джози.

Она не знала и того, какие благотворительные акции осуществлял этот фонд, но умолчала об этом, не пожелав показаться Робин полной дурой.

– Да. То есть я и мои друзья – мы, скажем так, не общались близко с Джози до ее самоубийства. Все было примерно так, как у тебя с Алабамой. Джози тянулась к нам, но для нас она была сбоку припека. Не знаю… наверное, мы просто не нуждались в ее дружбе. У нас была своя тесная милая компашка, и на остальных нам было наплевать, понимаешь?

Холли вновь кивнула, хотя Робин на нее не смотрела. А сама Холли не могла понять, что ее удивило сильней: то, что Робин была частью компании, закрытой для других ребят, или то, что они вдруг так разоткровенничались.

– Когда Джози умерла, мы реально чуть не свихнулись из-за этого. Мы считали себя виноватыми в ее смерти. Думали, будь мы к ней подобрей, она не наложила бы на себя руки. И всякое такое…

– Но вы были тогда детьми, – сказала Холли, почувствовав неожиданный, но искренний порыв встать на защиту Робин.

– Джози тоже, – перестала улыбаться Робин. – Но все же… я не думаю, что в ее смерти действительно была наша вина. Я хочу сказать… да, мы могли быть к ней добрее, снисходительнее… Но в таких случаях могут быть миллионы причин, по которым человек идет на подобный шаг… – выдержав паузу, Робин добавила: – Вообще, странно то, на какие мысли может навести тебя скорбь по другому человеку. Даже если ты не сознаешь того, что скорбишь.

Их глаза встретились. И Холли поразило, какой уставшей вдруг предстала перед ней Робин. Такой же уставшей, даже изможденной, какою себя чувствовала она сама. Возможно, Холли заметила бы это и раньше, но она месяцами желала лишь одного: превзойти Робин во всем. Холли отдавала себе отчет в том, что использовала Робин как «дублершу» для всех прочих своих неудач, неподвластных контролю. Но почему-то это только подстегивало ее желание затмить Робин. А теперь, глядя на Робин, сидевшую напротив, Холли осознала, что больше не испытывала такого желания. Она не смогла придумать ни одной причины, по которой ей должно было стать хорошо, одержи она над Робин верх.

Холли вспомнилась Селеста на похоронах Алабамы. Она тоже выглядела уставшей. И все же, в каком-то смысле, она выглядела лучше, нежели ощущала себя сама Холли. Селеста страшно горевала по подруге. Но она горевала! Селеста жила, дышала и чувствовала. Она не была блестящей, но пустой ракушкой.

– Я не думаю, что дело в скорби, – сказала Холли, и внезапно ее сердце заколотилось как бешеное. Каждая клеточка ее тела запротестовала, поддавшись инстинкту самосохранения: «Молчи!» А может, наоборот. Возможно, Холли нужно было выплеснуть то, что она держала в себе. Облегчить свою душу, чтобы уцелеть. Как бы то ни было, Холли сделала глубокий вдох и, до конца не веря в то, что она на это решилась, сказала громко и отчетливо то, что никогда не думала высказать вслух:

– Алабама погибла из-за меня.

Глава 46

Холли

В ту самую ночь

Вик, Исландия

Холли ни о чем не думала, когда Алабама ринулась к ней. Она среагировала чисто инстинктивно.

Алабама рванулась вперед стремительно и решительно: ее нога, сделав шаг, вонзилась в пол с громким стуком. Рука Холли, взметнувшись в сторону, схватила первое, что нашла: хлебный нож.

– Черт! – вскрикнула Холли, едва зазубренный край лезвия впился в ее ладонь.

И тут же выронила нож. Его звук при падении напугал обеих. Алабама замерла, услышав звяканье металла о пол возле ног Холли.

Несколько секунд они обе смотрели на руку Холли, которую та сжимала на запястье другой рукой. На «подушечке» ладони, под большим пальцем, зев вспоротой кожи пульсировал в унисон с ее сердцебиением. Порез оставался бесцветным только долю секунды, а потом на пол закапала проступившая кровь.

В глазах у Холли все помутилось. Безо всякой мысли она засунула руку под кардиган. Боль с запозданием, но стала нарастать. От подскочившего адреналина все тело Холли затрясло. А Алабаму словно загипнотизировала ее рука, прижатая теперь к блузке.