— Дорогой Борис! Если вы читаете эти строки, то меня, скорее всего, уже нет в живых. Слишком поздно я обо всем догадался, у меня уже не было возможности дать задний ход и приходится отчаянно двигаться вперед. Если вы помните, мы как-то говорили о фирме «Новая жизнь», замораживающей людей. На самом деле заморозка — лишь прикрытие для чудовищных преступлений. Но обо всем по порядку. Формально «Новую жизнь» возглавляет Богдан Ильич Жирносек, на самом деле являющийся подставной фигурой, за которой скрывается уголовник Фитиль. Но и он всего лишь марионетка, жалкий сутенер, выполняющий команды акул преступного мира. Как я предполагаю, именно Фитилю пришла в голову чудовищная идея использовать заморозку, как метод шантажа для получения громадных денег. Суть метода такова. «Новая жизнь» действительно замораживает старых больных людей, добровольно согласившихся улечься в морозильную камеру. Эти клиенты — дымовая завеса, прикрытие, за которым происходит самое ужасное. Вторая часть замороженных — богатые люди, которых схватили и поставили перед страшным выбором: либо они раскошеливаются и получают шанс начать в будущем вторую жизнь, либо умирают в чудовищных муках. Если бы хоть часть людей предпочла муки, чудовищный конвейер вскоре заглох. Но люди выбирают заморозку, и маховик преступлений только набирает обороты. Учитывая, какие могучие силы стоят за Фитилем, я решил не обращаться в милицию. У крупных авторитетов там все схвачено. Одна надежда на вас, Борис Иванович! Так вышло, что за годы работы мне не довелось близко познакомиться с большими чинами из спецслужб. Вы же, как я догадываюсь, знаете таких людей. Предупредите их о кровавой затее Фитиля и стоящих за ним уголовников. Только сначала хорошенько взвесьте степень грозящей вам опасности. Абсолютно ли надежны люди, к которым вы обратитесь? Не связаны ли они с преступным миром? Действуйте только наверняка. Глупо уподобляться Дон Кихоту и затевать бой с ветряными мельницами. Вы ничего не измените, а жизни своей лишитесь!
P.S.: В письме лежит ключ от банковской ячейки. Туда я положил копии собранных мной материалов. Они могут оказать следствию большую помощь.
— Своей гибелью Игорь доказал, что в его рассуждениях есть существенная ошибка, — сказал Комбат, убирая письмо.
— Я ее не заметил, — признался Андрей.
— Неужели? А, по-моему, все очевидно. Если бы за Фитилем стояли влиятельные уголовники, они бы провели ликвидацию так, что комар носа не подточил.
Глава 39
У Ильи Аркадьевича Улащика нашли чрезвычайно редкую болезнь — прогрессирующую атрофию поперечно-полосатой мускулатуры. И все бы ничего, поскольку наши внутренние органы состоят из гладкой мускулатуры, но, увы, есть одно исключение. Сердце. И оно страдало в первую очередь.
— Вам осталось полгода от силы, — откровенно сказал лечащий врач Ильи Аркадьевича.
Впрочем, Улащик сам чувствовал, как его силы убывают буквально с каждым днем. А в один прекрасный момент он потерял всякий интерес к работе.
Бывают книжные черви, день за днем проводящие среди дорогих их сердцу томов. Улащик был финансовым червем. Весь его интерес сосредотачивался на деньгах, ценных бумагах и банковских документах. За тридцать лет он превратился из обычного клерка в директора банка. И все благодаря феноменальному трудолюбию, умению и желанию преумножать капиталы родного учреждения. За одну минуту все изменилось. От былого рабочего порыва не осталось и следа, Улащик равнодушно взирал на документы, которые словно невидимая рука положила ему на стол.
— Да пошло оно! — бросил в сердцах Илья Аркадьевич, и тут его словно волной накрыло воспоминаниями молодости. Как славно, как хорошо ему отдыхалось в Крыму, жизнь казалось вечной, и самым болезненным был вопрос, согласится ли Аллочка после ночной дискотеки пойти вместе с ним.
— А не наплевать ли мне на работу и на советы докторов? Не махнуть ли в Крым и встретить свой последний час в обществе какой-нибудь молоденькой красотки, в чьих объятиях я и умру от разрыва ослабшего сердца? — подумал Улащик.
А характер у Ильи Аркадьевича был такой, что его мысли редко расходились с делом. И махнул он в дорогой частный отель, расположенный у Никитского ботанического сада, того самого сада, в гостинице которого на втором этаже он провел с Аллочкой незабываемую ночь. Та типично совковая ведомственная гостиница казалась раем для приезжающих в район Ялты, где люди ютились в убогих сараях, выковыривая из своих постелей застарелый птичий помет.
Теперь Илья Аркадьевич устроился с комфортом. В его распоряжении был роскошный номер с ванной, плазменным телевизором, баром с элитными напитками и лифтом на этаже, спускавшимся практически на охраняемый пляж, усеянный завезенным издалека белоснежным песочком. Но лифт Улащик проигнорировал, спустился по лестнице и сразу занырнул в ласковое море. Он греб, наперекор усталости, нахлынувшей в первую же минуту, наслаждаясь давно забытыми ощущениями и при этом подспудно ожидая пронзительной боли, за которой наступит небытие. Затем Илья Аркадьевич остановился и мысленно укорил себя: